Беззаконие в законе

Наталия Холмогорова

Беззаконие в законе, сентябрь 2005 г.

Перипетии громкого «дела Ульмана» сейчас у всех на слуху. Многим должно быть памятно и скандальное заявление главного военного прокурора о том, что решение присяжных, оправдавших Эдуарда Ульмана, «не имеет никакого отношения к правосудию». Невольно спрашиваешь себя: если неправосуден суд присяжных – простых граждан, руководствующихся здравым смыслом и чувством справедливости – то кто же представляет у нас правосудие и как же оно, это правосудие, выглядит?

Между тем, от взглядов широкой публики ускользает одно важнейшее обстоятельство. Дело Ульмана, которого уже в третий раз судят за одно и то же (и, видимо, будут таскать по судам, пока не добьются от несговорчивых присяжных нужного приговора) – не единичный случай, не из ряда вон выдающееся происшествие: это лишь верхушка айсберга, один из многих судов над российскими солдатами – судов, не укладывающихся ни в рамки закона, ни в рамки здравого смысла. И если Ульман, по крайней мере, действительно совершил то, в чём его обвиняют – спор идёт только о мотивах и мере ответственности, то для многих и многих его товарищей и сослуживцев дело обстоит гораздо хуже.

В либеральной прессе в последнее время можно встретить удовлетворённые заявления о том, что власть, мол, наконец-то взялась за ум, вняла слёзным просьбам правозащитников и требованиям ПАСЕ и принялась по справедливости карать военнослужащих за зверства, якобы совершаемые над чеченскими мирными жителями. В подтверждение этого журналисты указывают, что в последние два года в Ростове «постоянно идут процессы над федералами, обвиняемыми в убийствах и злоупотреблении властью». Это правда: процессы идут беспрерывно. Один такой процесс мы сейчас рассмотрим подробнее.

На скамье подсудимых – военнослужащие внутренних войск, командир разведроты старший лейтенант Евгений Худяков и командир сапёрной роты лейтенант Сергей Аракчеев (со званием Аракчеева в СМИ постоянно возникает путаница, которой мы ещё коснёмся). Они обвиняются в убийстве трёх мирных жителей Чечни и причинении телесных повреждений четвёртому.

Ульмана я вспомнила не зря: у Худякова с Аракчеевым этот процесс тоже не первый. На первом, также проходившим с участием присяжных, они были оправданы. Причём, оправданы «вчистую»: суд установил, что инкриминируемых им деяний сапёры не совершали. Но результаты того, первого суда военная коллегия аннулировала: чем кончится второй – неизвестно.

Сергей Аракчеев – с виду обычный русский парень, светловолосый, сероглазый, с простым и открытым лицом. Приглядевшись, можно заметить красные прожилки в глазах – повышенное внутриглазное давление, последствие контузии. Держится спокойно, хотя в голосе и движениях чувствуется давняя усталость. Речь сдержанная, точная и непринуждённая – речь образованного человека. Трудно поверить, что передо мной сидит тот самый «кровожадный маньяк, в пьяном виде пытавший и расстреливавший мирных людей», о котором писали в газетах.

Я прошу Сергея рассказать немного о себе.

– Аракчеев Сергей Владимирович, 1981 года рождения, – по-военному чётко начинает он. – Из Нижнего Новгорода, из рабочей семьи. С детства мечтал о военной службе. Окончив школу в 1997 году, поступил в Северо-Кавказский военно-командный институт внутренних войск, окончил его в 2002 году по специальности «командир мотострелкового взвода» с курсом инженерной подготовки.

– Почему пошли учиться именно во Владикавказ? – Спрашиваю я.

– Причина самая прозаическая: конкурс там был не такой большой, как в других местах.

Тогда Сергей не предполагал, что немедленно по окончании ВКИ вместе с другими выпускниками в «добровольно-принудительном порядке» отправится в Чечню. Однако спорить не стал: в конце концов, не для того он поступил в армию, чтобы отсиживаться в безопасном месте, пока его товарищи рискуют жизнью.

Немногим более полугода он прослужил в инженерной разведке: в послужном списке – более 25 обезвреженных взрывных устройств, одна контузия от взрыва, медали «Суворова», «За воинскую доблесть», «За ратную доблесть», наградной кинжал – подарок генерала, которому Сергей обеспечил безопасный проезд по территории мятежной республики.

– По правилам, обезвреживать взрывные устройства должны рядовые, – рассказывает Сергей. – Но правила – одно, а реальная жизнь – совсем другое. Как отправить солдата-срочника на такое дело? Если что – как потом будешь его родным в глаза смотреть? – И с улыбкой добавляет: – За 25 обезвреженных обычно дают орден Мужества. Честно говоря, я этого ждал. Но тут началась эта история – стало не до орденов...

«Эта история» началась 15 января 2003 года, но Сергей узнал о ней лишь два с половиной месяца спустя. У его подчинённых кончался срок службы, а сам он собирался в долгожданный отпуск: выправил все бумаги, сдал боеприпасы, уже выехал вместе со своим отделением в Москву... Но там получил вызов в военную прокуратуру и вместо отпуска попал в Ростовское СИЗО – ждать суда по обвинению в тройном убийстве.

– Когда мне объяснили, в чём нас обвиняют, я в первый момент рассмеялся. Мне казалось, такого быть не может: это же сумасшествие какое-то! – Рассказывает Сергей.

В самом деле, обвинение, предъявленное Сергею и его сослуживцу Евгению Худякову, у свежего человека вызывает изумление. Если верить военной прокуратуре, утром 15 января Сергей и Евгений, находясь в состоянии сильного опьянения (интересно, как это установили два с половиной-то месяца спустя?), остановили в районе аэропорта «Северный» в Октябрьском районе Грозного КАМАЗ с водителем и двумя пассажирами, «с целью завладения автомобилем» приказали всем выйти, уложили их на асфальт, убили выстрелами в голову. Вместе с ними зачем-то взорвали и машину, которой якобы собирались завладеть. Затем остановили ещё один автомобиль, ГАЗ, прострелили ему колёса и радиатор, его водителя Шамиля Юнусова (он потом станет главным свидетелем обвинения) почему-то убивать не стали, а отвезли к себе в часть, отобрали деньги и ценные вещи, били, пытали электротоком, три раза прострелили ему ногу, а затем... отпустили с миром. После чего Шамиль Юнусов вышел из воинской части и уехал на своём газике. Да-да, том самом, с простреленными колёсами и радиатором. Выжимая сцепление трижды простреленной ногой.

Как ни странен состав преступления, по увлекательности и загадочности ему не сравниться с доказательной базой. Шамиль Юнусов утверждает, что нападавшие были в масках; однако через год с небольшим после происшествия в зале судебного заседания (опознание во время следствия не проводилось) он уверенно опознал предъявленных ему Худякова и Аракчеева. Как сам объяснил, Худякова – по глазам, Аракчеева – по бровям. Какие глаза у Худякова – не знаю, а вот к бровям Аракчеева я внимательно присмотрелась. Что в них такого, что они навеки врезаются в память и узнаются с первого взгляда? Честно говоря, ничего особенного. Брови, как брови.

Важным вещественным доказательством стала найденная на месте происшествия покрышка от БТРа, по утверждению следствия, принадлежащего части Худякова и Аракчеева – якобы именно на БТРе 226 стояла найденная покрышка в качестве запасной (на БТР не предусмотрено запасное колесо). Следователь военной прокуратуры явился в часть, переписал все номера покрышек от БТР ВЧ 3186, после чего этот кусок резины навеки исчез в недрах хранилища вещдоков. При этом в разных документах, входящих в материалы дела, покрышка носит разные номера. На просьбы присяжных предъявить злосчастную покрышку, чтобы судьи имели возможность увидеть её своими глазами, прокуратура не реагировала на прошлом суде и не реагирует на нынешнем, отделываясь смехотворными объяснениями: мол, женщина, отвечающая за ключ от хранилища, заболела, или ушла в отпуск, или ключ потерялся, а дубликатов не имеется и открыть дверь никак нельзя. В том, что на месте происшествия была найдена та самая покрышка, присяжные должны поверить прокуратуре на слово.

Не лучше ситуация и с другими вещдоками. На месте преступления найдены гильзы – однако выстрелов, если верить прокуратуре, было произведено более 20, найдено шесть гильз, а на экспертизу поступило почему-то семь. Откуда взялась лишняя? Ни следователь, ни прокурор не утруждают себя этим праздным, по их мнению, вопросом.

А что с баллистической экспертизой? – спросит читатель. Ведь по форме пули и следах на гильзе эксперт может точно определить, из какого ствола она выпущена! Неужели на трупах нет ни одного слепого ранения?

Отчего же, есть. В телах убитых сохранились пули, с помощью которых можно было бы точно установить виновность или невиновность Худякова и Аракчеева. Но – здесь, дорогие читатели, сядьте поудобнее, держитесь за что-нибудь, а если вы что-то едите или пьёте, то лучше сначала проглотите – вскрытие трупов не проводилось, поскольку, согласно чеченским национальным традициям, убитых необходимо было похоронить до восхода солнца следующего дня.

Это не шутка и не домысел. Так написано в материалах дела, которые читали Сергей, Евгений и их адвокаты. Чёрным по белому: «согласно чеченским национальным традициям».

В самом деле, какое значение имеет судьба каких-то там русских солдат, когда речь идёт – вдумайтесь! – о соблюдении чеченских национальных традиций?

Итак, пули достать не удалось, однако баллистическая экспертиза (точнее, целых четыре экспертизы) стволов всё-таки была проведена. И показала, что из табельного оружия лейтенанта Аракчеева не было произведено ни одного выстрела. Ну, не приходилось ему стрелять – у сапёра другая работа.

Угадайте с трёх раз, обратила ли прокуратура на этот факт хоть малейшее внимание?

Источник – «Советник» – путеводитель по хорошим книгам.