Свердловский губернатор хочет посадить Аксану Панову на 15 лет. Чтобы отомстить!

Нельзя победить того, кто не сдаётся. Можно посадить, убить, но не победить

Шеф-редактор Znak.com Аксана Панова рассказала журналу «Бизнес & Жизнь», почему не боится. 12.03.2013

Меня хотят посадить на 15 лет. Просто отомстить. Потому что губернатор обиделся. И прокурор обиделся. И главный полицейский обиделся. Всё дело выстроено на лжедоносах. И всем понятно, что это фабрика. Главное следственное управление, прокуратура, власть, двадцать следователей, десятки оперов, наружка, прослушка, обыски, арест имущества, чёрные сайты, фальшивые аккаунты – грандиозная дискредитационная кампания. Против меня одной. Но, не страшно. Так в нашей стране может случиться с каждым. И напрасно думают зайцы, что если себя хорошо вести, то волки не съедят. Съедят.

Всё измельчало в последнее время. Вместо волков – шакалы. Они стаей нападают. Поэтому нельзя показывать, что тебе плохо. Надо держаться. Даже если плохо. А ещё поняла, что они питаются твоими отрицательными эмоциями и очень злятся, когда у тебя всё хорошо. Вот они и так свои зубы скалят, и эдак, а ты улыбаешься. Представьте себя на их месте. То-то. Вроде напугали так, что самим страшно, а не действует. И они с ума сходят от своей слабости. И придумывают новые и новые способы уничтожить. Не понимают, что это невозможно. Когда в «Артеке» была, в детстве ещё, поразило, как знакомый парень-армянин гладил нижнее бельё. Обязательно с двух сторон. Утюг по всему лагерю искал. Спрашиваю: «Господи, зачем? Его же можно совсем не гладить – никто же не увидит!», а он отвечает: «Это для себя – себя нужно уважать. Рубашку поглажу для тебя, чтобы тебе было приятно смотреть, а это для себя».

Человек, который так себя уважает, чего он может бояться? Представляете, как сложно сломать человека, у которого внутри так всё устроено. И он спокойно принимает любой вызов. Он уверен в себе. Такой не побежит. Вообще бегства не понимаю. Побежал – это значит, испугался, побежал – это значит, сдался. Невозможно победить человека, который не сдаётся: можно посадить его в тюрьму, можно полностью разрушить его жизнь, можно даже его убить. Но не победить.

Если ты не входишь с системой в ближний бой, избегаешь её и прячешься, то тогда ты теряешь всё и сразу: лицо, близких, друзей, надежду. Вариант ближнего боя мне более понятен. Кстати, чтобы посадить человека, достаточно одного уголовного дела. А десять дел нужно только потому, что ни одно из них не срабатывает. Система запускает гарпун за гарпуном – каждый втыкают тебе в спину, чтобы утопить, – а ничего не получается. Потому что с самого начала речь не идёт о реальном преступлении и справедливом наказании. Они культивируют страх.

Чтобы здесь жить или работать, тебе приходится идти на компромисс с властью. Но даже в компромиссе можно остаться собой: когда они переходят последнюю границу, ты выбираешь – либо превращаться в них, либо посылать всё к черту. Потому что, если станешь элементом этой системы – разрушишься. Когда начались первые запугивания и атаки на наш сайт, мы пытались договориться с властью – любой из нас понимал, что сидеть без света и партизанить в Интернете глупо, что они приходят править всерьёз и надолго. Каждое информагентство города точно так же сидит на информдоговорах. Война началась, как только власть стала требовать несправедливости.

Гражданская позиция у нас всегда была и есть, кто бы что ни говорил. Из-за неё мы могли отказаться от любых денег, расторгнуть любой самый выгодный контракт, чтобы получить возможность сказать, что хотим. Власть вообще не понимает такого парадоксального поведения: им понятно всё, что можно купить и контролировать, но они не знают, что делать с теми, кто упирается и от денег отказывается. У них просто в голове нет такого алгоритма.

Если ты загнанный, испуганный, у тебя бегают глаза, ты боишься, чёрт, они тебя доломают. Увидят, что испугался, – пиши пропало. Система – это мир мертвецов: это такой абсолютно неживой мир, где все элементы, все институты – симулякры. Найдёшь в себе силы – значит справишься, если не найдёшь, повернёшься лицом к стенке и решишь, что умираешь, – так действительно помрёшь.

Кто в страх не верит, на того он не действует. В моём поведении нет храбрости и героизма – я просто не знаю, как вести себя по-другому. Если бы я решила убежать, спрятаться, сменить фамилию – знаю, я бы так умерла. Я успешный человек именно потому, что могу жить так, как хочу жить, и я знаю, как материализовать свои желания. У меня много верных друзей. Я успешна даже по количеству врагов – потому что у неудачника их столько не бывает. Видели когда-нибудь неудачника с толпой врагов вокруг?

Все люди боятся, но они не знают, чего нужно бояться на самом деле. Человек же сам может себя измучить так, что иголки под ногтями детским садом покажутся. Кажется, что сидеть в тюрьме – это страшно, но как только это происходит на самом деле – страх уходит, находятся силы, чтобы преодолеть. Это только кажется, что если тебя предаст лучший друг – будет очень страшно, а как только это случается в реальности – страха нет. Гипотетическое разыгрывание и накручивание ситуации в воображении намного страшнее, чем сама ситуация, ведь когда страх материализуется, ты вдруг начинаешь понимать и мотивы, и цену этого поступка. А ещё через мгновение уже думаешь только о том, как же хорошо, что это всё-таки произошло именно сейчас, а, скажем, не на войне, где этот же слабенький человек мог бы и просто в спину тебе выстрелить. Со страху.

Мне каждый раз кажется, что больше уже не бывает, а потом наваливается снова, и я понимаю, что прошлый день – это были цветочки. В первые минуты думаешь: всё, конец, с этим-то уже точно не справишься – справляешься. Предательство друга – что я могу с этим поделать? Ничего. Не мстить, не отвечать, не думать. Зачем с ним воевать? Он и так сам себя наказал. Мне кажется, человеку, совершившему такое, с самим собой очень сложно жить, надо же как-то ежедневно этот свой поступок оправдывать, объяснять себе, почему ты решился отказаться от своего мира, ради ещё одного сладкого пряника.

Каждый человек каждым своим поступком бетонирует почву вокруг себя: один не испугался, второй не испугался, третий не сделал, четвёртый не предал. Я не знаю, как помочь людям поверить в себя. Поверить, что один может очень многое – мир перевернуть. Человек на самом деле – очень сильное существо, мы себе даже не представляем, насколько. Главное же – себя не испугаться и дать мозгу возможность запустить внутренние механизмы.

Я не собираюсь свергать режим, я не оппозиционер, не революционерка – я всего лишь показываю власти, где плохо, а где хорошо. Если бы им хватило ума и самоиронии, сказали бы «спасибо». Я считаю, что имею право реагировать на то, что происходит вокруг меня.

Очень не хочу, чтобы всё, что происходит со мной, превращалось в такую оболочку «медиаперсона Аксана Панова», а меня как личности просто вообще не существовало бы. Я ни один поступок не совершаю из расчёта «А что скажут» или «Как это будет выглядеть, какое впечатление произведёт»? Я просто живу и делаю миллион разных дел, потому что вообще не представляю, как можно по-другому. Да, я живу нараспашку, мне нечего скрывать, я по кустам не бегаю. И да, мне пофиг общественное мнение. «Общественное мнение» по поводу конкретного человека – это мнение лицемеров и неудачников. Пофиг, что они обо мне думают, я о них вообще не думаю.

Система выбирает жертву и всё, что бы ни делала жертва, априори становится для них проступком, они пытаются всё подать как преступление. Публичность от этого тоже не спасает: захотят посадить – посадят. Но если ты публичный человек, по крайней мере, можно уйти, громко хлопнув дверью, хотя никому не хочется красиво умирать, хочется красиво жить.

Только раз и всего один день жизни попыталась прожить, как последний. Перед Новым годом, когда сообщили, что меня арестуют. Утром собрала сумку. Но почти сразу поняла, что невозможно так жить – без будущего. Это психологическая смерть: ты ходишь и фиксируешь в голове: ага, вот ты последний раз обнимаешь сына, последний раз говоришь с мамой... Так нельзя – не хватит никаких внутренних сил проживать каждый день, как последний. Поняла, что ничего особенного делать не буду: вела себя ровно так, как в любой другой день, – не смотрела на часы, собрала ребёнка в школу, поехала на работу, провела планёрку… И тут звонит сын: «Мам, мы же пойдём завтра в кино?» – «Конечно, пойдём!». Сказав это, перешла за рамки этого дня, и начала жить дальше. А утром спокойно без всяких вещей пошла на допрос. И меру пресечения не сменили. Оказалось, информация об аресте – это была очередная попытка сломать.

Я могу сказать, что я боюсь, но, чёрт возьми, зачем мне это говорить, если я не боюсь? Я просто физически не могу жить в страхе. Ну, я реально их не боюсь, ну, что они могут со мной сделать? Испортили тормоза на машине, избили моего водителя… Прибьют, так прибьют, что тут сделаешь? Допустим, жить осталось два понедельника, но я проживу их так, как хочу, а не так, как хочет кто-то другой, пытающийся сделать из моей жизни кошмар. Можно прожить и сто лет в коробочке, так, что вспомнить будет нечего, а можно два понедельника так, что мало не покажется.

Аксана Панова, шеф-редактор Интернет-газеты Znak.com

Предыстория этого дела

На войне, как на войне!

Полиция терроризирует граждан

Силовики помогают наркомафии

Наркотики – это наша гибель