Тапочки

Тапочки

Рассказы из цикла «Записки командировочного»

Вся наша жизнь полна стереотипов. Порою они начинают довлеть над нашим сознанием, мышлением, делая его совершенно нетворческим, стан­дартным. Мы уже на одно и то же реагируем все одинаково. К примеру: на реплику «Эта вещь импортная» – у большинства, как у собак Павлова на условный рефлекс, начинает формироваться стереотипная мысль: «Импорт­ное, значит качественное». На отечественное же формируется чувство брезгливости: некачественное, немодное и т.п.

Вопреки сложившемуся стереотипу, при покупке, вроде бы, и щупал, и мял, ну, разве что, только на зуб не пробовал итальянские зимние сапоги. Жена говорит: бери, ибо импортные... Признаться честно, не лежит душа к импортной обуви – потому как она рассчитана на их условия: они ведь в Италии люди тёмные – не знают, что у нас ещё не перевелась грязь, сля­коть. Ведь неслучайно и наши художники-передвижники запечатлели её во множестве своих картин, которые относят к мировым шедеврам... А потому наша родная ленинградская обувная фирма, соблюдая традицию, точала отечественную обувь – она хоть и без европейского дизайна, – однако ж, покрепче, да и посноснее будет. Ей всё нипочём: ни грязь, ни слякоть, ни дождь – всё терпит, родимая. Потому при покупке на неё, родимую, исходя из её потребительских качеств, глаз положил. Но жена, прельстившись внеш­ним видом продукции «макаронников», настояла на покупке импортной обу­ви – итальянских сапог. А тут, как в наказание, пришло время ехать в командировку из заснеженного Красноярска в сам Нижний Новго­род.

По пути в Нижний пришлось ещё заехать в Арзамас, где сапоги мои, словно рекламируемые прокладки, добросовестно впитали в себя содержи­мое арзамазских улиц, дав интуитивно почувствовать, что они будут это делать с утра до вечера, и до Сибири в них мне не доехать. Дело-то было в конце зимы. Ещё лежал тающий снег, наполняя воздух сыростью, а где по утрам и морозы ещё пощекотывали нервы.

Спрогнозировав грядущую ситуацию, и то, что европейское качество – это то, что хорошо для Европы, а мне же ещё предстоит в этих «прок­ладках» ходить более недели, заранее на автовокзале Арзамаса купил тю­бик клея «Момент». Ибо уже на подходе к автовокзалу подошвы сапог стали заметно отходить от той части, к которой они были приклеены итальянскими халтурщиками одноимённым клеем. При этом они становились похожими на вытянутые от удивления, физиономии итальянских туристов, раскатавших губу получить только эстетическое удовольствие от знакомс­тва с неизвестной им Россией и увиденного, а потому пытающихся, со свойственным только им темпераментом, выказать своё неудовольствие местными тротуарами, внесшими в их эстетический мир элементы дискомфорта.

Скорым временем подошвы стали заметно приоткрывать свои узкие и вытянутые рты, издавая при каждом поднятии ноги чавкающие звуки, слов­но голодный итальянец, заглатывающий любимые макароны после годового воздержания.

Купив билет на автобус, и найдя свободное место в зале ожидания, стал дожидаться времени отъезда. Вспомнив, что у меня с собой всегда есть прочные капроновые нитки, решил привязать подошвы к сапогам, что­бы хоть как-то добраться потом с вокзала до нижегородской гостиницы. Клеить подошвы было нельзя – сапоги насквозь промокли и создавали ощу­щение, будто бы на ногах не они, а детские памперсы после длительной прогулки.

Кое-как добрался до гостиницы, и, пока администратор оформляла моё вселение, я обратил внимание на включённый телевизор. Весь экран зани­мала физиономия с отвисшими щеками, в которые переходил лысеющий череп с его содержимым. За расходящимися в стороны щеками едва виднелись прижатые к голове чуть торчащие ушки. Это был «реформатор» Гайдар, ко­торый, художественно похрюкивая, рассуждал о пользе монетаризма для России, и о том, что вот-вот начнётся рост чего-то. Чего – он и сам не знал, но печать собственной значимости для истории читалась в его бе­гающих, с трудно просматриваемыми следами интеллекта, глазках. Уставшее сознание почему-то озорно встрепенулось и мысленно дори­совало портрет «реформатора» до полной гармонии, вытянув несколько вперёд переднюю часть его физиономии, а вверх – уши. Получился холёный хряк в галстуке. Эти фантазии несколько развеселили меня, сняв ка­кую-то часть усталости.

Вскоре все мои бумаги были оформлены, я заплатил за гостиницу и пошёл к себе в номер. Устроившись в номере, решил сразу же отправиться в магазин, чтобы купить себе что-то сносное на ноги. Дело было в суб­боту. В воскресные дни магазины не работают, да и как добираться до них, если подошвы к этому времени, словно собачьи языки в жаркую погоду от бессилия свисали вниз. Ближайший обувной магазин находился в 300 метрах от гостиницы. Его приметил ещё в прошлую командировку.

Прикинув свои финансовые возможности – нужно было неделю пробыть в Н.Новгороде, а затем ещё добраться до Красноярска – пришёл к выводу, что, при лучшем раскладе средств, можно рассчитывать только, ну макси­мум, на 15 тысяч рублей. Это несколько озадачило, но делать было нече­го. Пришлось опять подвязать капроновыми нитками подошвы своих италь­янских грязеходов и медленно дефилировать в магазин, ибо при быстрой ходьбе вся моя конструкция грозила рассыпаться.

Кое-как дошаркав до заветного магазина, и испытывая неприятное прокладочно-памперсное ощущение от мокрых ног, – ибо границей впитывае­мой жидкости были именно они – непромокаемые, стал внимательно расс­матривать цены на обувь нужного размера. Симпатичные продавщицы при­ветливо принялись предлагать сапоги различных фирм, в том числе и итальянских. Вежливо отказавшись от них, переходил от отдела к отделу.

Просмотрев вереницы цен на полках в очередном отделе, где прода­вались туфли, меня пробрал холодный пот – цены на туфли «кусались» сильнее итальянских сапог. Ничего не дал переход и в соседний отдел, где были туфли «поскромнее» – не зимние, но стоили больше 15 тысяч наших рублей. Ситуация грозила стать безвыходной. Но линия судьбы повела в пос­ледний отдел, где продавались одни лишь тапочки. К этому времени, как назло, нитки, которые как-то держали языки-подошвы в приличном поло­жении, сползли с них. При поднятии ноги подошвы сапог, отклеившиеся уже до самых каблуков, вульгарно свисали вниз, как огромные висячие языки в мясной лавке.

Не поднимая ног, медленно проскользил до последнего отдела, где внимательно стал рассматривать тапочки, мысленно калькулируя свои фи­нансовые возможности при том или ином раскладе, в досаде на свою судь­бу, что так часто она посылает мне подобные испытания. Правда, ходить в тапочках в конце февраля меня не особенно прельщало – это удел мор­жей, но в данной ситуации делать было нечего. А главное, здесь сразу бросилось в глаза то, что цены на товар были сговорчивее цен соседних отделов. Это как-то приободрило. Но озадачило то, что в основном все предлагаемые тапочки предназначались для ношения их в помещении или в летнее время. Около получаса ушло на внимательное изучение предложения данного обувного отдела. Пришлось стоять на одном месте. ибо передвижение повлекло бы за собой массу неудобств... Заметив это, симпатичная и очень приятная продавщица обратилась с вопросом:

– Вы не можете выбрать нужную вам обувь?

– Могу, но вот мне нужно, что-нибудь с резиновой подошвой и в пре­делах 15 тысяч рублей – для работы на даче в неблагоприятных условиях, чтобы ноги не промокли, если будет сырость, – последовал ответ. – Но тут у вас всё для домашних условий...

– Погодите, кажется, есть такие! – радостно ответила продавщица. Вот эти вельветовые с резиновой подошвой... – Она подала тёмно синего цвета тапочки с действительно резиновой подошвой. Их при плохом рассмотрении можно было даже принять за туфли.

– Это то, что мне нужно!.. – почти ликуя, ответил я. – А сколько они стоят?

– Всего 5 тысяч! – Возьмёте? Тогда платите в кассу. Она вон там – у входной двери, – рукой показала она.

– Конечно, беру! – Они мне для дачи в самый раз, вот жена обраду­ется, – радуясь удаче, и забыв про свои сапоги с висячими подошвами, строевым шагом бросился к кассе. Но подошвы-языки предательски громко шлёпнув вначале о сапоги, а затем о мраморный пол магазина, выдали ме­ня, чем обратили внимание не только продавщицы, но и ближайших покупа­телей. Ситуация выходила из-под контроля. Все захихикали и весело заулыбались. А продавщица прикрыла рот, чтобы сдержать своей хохот.

– Туда, там касса? – спрашиваю сдуру ещё раз у нее. Но «тайна» моя была раскрыта. Стало страшно неловко.

Чтобы не привлекать внимание других покупателей и продавщиц дру­гих отделов, я так же, как до того, дошаркал до отдела с тапочками, медленно доскользил до кассы, выложив пять тысяч, и, скалькулировав, что сэкономил аж 10 тысяч, получил заветный чек. Дойдя таким же образом обратно к отделу тапочек, гордо вручил чек улыбающейся продавщице, получив взамен свою заветную покупку с комментариями:

– Носите их на здоровье на своей даче, хотя как вы по такому-то холоду в них?

– Спасибо! – У нас на даче бывает и теплее... – сдуру выпалил я, и забыв про всё, огромными шагами, расставляя ноги в стороны, будто бы был в ластах, направился к выходу, издавая своими сапогами при каждом шаге хлюпающий звук. В этот момент себя ощущал Кваком из фильма «Варвара-краса – длинная коса».

Натерпевшись позора из-за своих итальянских сапог, выскочил из магазина, затем, оглядевшись, зашёл за ближайший киоск, благо никого вокруг не было, переобулся и счастливый отправился в гостиницу. Конеч­но, новые тёмно-синие тапочки никак не вписывались в мой зимний гарде­роб. Недоумённые взгляды прохожих говорили об этом и ещё кое о чём дру­гом. Наверняка у каждого возникала мысль: «А не сбежал ли товарищ из сумасшедшего дома?» Мне же пришлось успокаивать себя тем, что, может быть, я на минуту вышел из гостиницы и забыл переобуться, а может быть я морж какой. Кому какое дело?

Но на этом мои приключения с тапочками не кончились. Мало того, что представители организаций, в которых мне пришлось бывать, недоу­мённо осматривали меня с головы до ног, видя вопиющую дисгармонию во внешнем виде, молча пожимали плечами, и, наверняка про себя думали: «У сибиряков свои причуды».

Итальянские сапоги я-то склеил, чтобы довезти до Красноярска и отдать в ремонт. В Доме быта подошвы отодрали и вновь приклеили на место, но уже нашим отечественным клеем. Получалось теперь, что сапоги вроде бы как итальяно-российской фирмы.

Вернувшись в Красноярск в тапочках, я не рассчитывал ходить в них и здесь, поэтому после ремонта сапог, сразу же надел их. Но в марте в Красноярске ещё лежит снег, такая же слякоть, как и в Н.Новгороде в феврале. Однако, после первой же прогулки сапоги опять высунули свои языки, но уже на наш – российский манер: у подошв в виде зубов торчали лохмотья нашенского клея. Халтурщики даже интернационального происхож­дения не гарантируют хоть какого бы то ни было качества.

Делать было нечего, ну разве что опять пойти в Дом быта и напи­сать жалобу, отчего «фирмачи» запрыгали, забегали и через три дня мне вернули мои злосчастные сапоги. Теперь это были сапоги чисто нашего про­изводства, выполненные из итальянских заготовок: новые подошвы с высо­кими каблуками были приклеены вулканизированным каучуком к сапогам так, что края подошвы заканчивались аж на 15-20 миллиметров выше уров­ня подошв и стали больше похожими на гибрид из сапог и калош – в виде кожаного верха и резинового низа. Таким сапогам была уже не страшна наша российская грязь, а в Италии они смотрелись бы как нечто экзоти­ческое – из России, но с итальянскими корнями. В Доме быта мне их вы­дали с комментариями, как самому дорогому человеку. Однако же носить сапоги больше не пришлось: жена сказала, что в таких сапогах я ходок только на дачу и без неё.

Теперь мои российско-итальянские сапоги, как реликвия, пылятся где-то в Красноярске. А вельветовые тапочки прослужили аж целых два года – два лета проходил в них на дачу. Ничто их не брало, и они пол­ностью оправдали свою стоимость и своё назначение, спасая меня в сля­коть, мороз и жару. Как говорится: «Мал золотник, да дорог». Не ценим и не осознаём мы ещё преимущества отечественного качества, нашей продук­ции, произведённой по ГОСТам ВПК... А испортились мои тапочки лишь после того, как во время ремонта пропитались извёсткой.

Вечная память отечественным тапочкам – образцу качества и надёжности!