Часть 1.
После городской суеты порой каждому человеку хочется окунуться в природный оазис, ощутить своё единение с Природой. И хотя таких мест в наших городах не так много, но именно они становятся излюбленными уголками отдыха. Как приятно бывает убежать от шума в городской парк или сквер. Излюбленное место отдыха многих ульяновцев – сквер Карамзина. А что мы знаем о нашем земляке? Какой это был человек? Чем он жил, и что вдохновляло его на творчество? Попробуем разобраться и проанализировать, руководствуясь и фактами из биографии, и произведениями этого человека. Давайте посмотрим, что дал он своим потомкам и какую роль он сыграл в истории своего края и истории страны в целом…
О детстве и юности писателя нам известно немного, так как Карамзин не оставил после себя никаких автобиографических заметок. Это человек, у которого жизнь была скрытна и таинственна.
Николай Михайлович Карамзин родился в царствование Екатерины II, 12 декабря (по старому стилю – 1 декабря) в семье отставного капитана Михаила Егоровича Карамзина. Это был небогатый дворянский род. Фамилия «Карамзин» восходит к тюркскому «Кара-мурза» («кара» – чёрный, «мурза» – князь, господин; от него и сохранилось прозвище Карамзиных). Точное место рождения доподлинно неизвестно: исследователи называют в качестве его малой родины то село Михайловка Симбирской губернии (ныне Бузулукский район Оренбургской области), то поместье Знаменское Симбирского уезда Казанской губернии, то село Богородское на территории Симбирского наместничества Казанской губернии, то Симбирск.
Как бы то ни было, детство Карамзин провёл в селе Знаменском Симбирского уезда и в самом Симбирске, где семья Карамзиных проживала с осени по весну. Свой тихий нрав и склонность к мечтательности он унаследовал от матери Екатерины Петровны (урождённой Пазухиной), «он любил грустить, не зная о чём», и «мог часа по два играть воображением и строить замки на воздухе». Хоть Екатерина Петровна и была намного моложе своего мужа, умерла она рано, оставив троих сыновей – Василия, Николая, Фёдора – и дочь Екатерину. Коле тогда было три года. Через год, в 1770 году закончился положенный траур, и Михаил Егорович женился во второй раз на Евдокии Гавриловне Дмитриевой, родной тётке поэта Ивана Ивановича Дмитриева, ставшего впоследствии самым близким другом Карамзина. От этого брака у Михаила Егоровича было несколько детей. Евдокия Гавриловна умерла в 1774 году.
Семейный врач, немец, был и воспитателем, и учителем мальчика. С раннего детства Коля читал книги из библиотеки своей матери, в основном французские романы. Когда они были прочитаны, домашнее образование закончилось. На одиннадцатом году жизни Карамзина, на него, как на хорошенького мальчика, обратила внимание их соседка Пушкина и начала воспитывать его по-светски: учить французскому языку, баловать, приучать к светским приёмам, ласкать. Это продолжалось не более года: отец, по соображению Л. И. Поливанова, испугался такого влияния, и по совету соседа Теряева, отдал сына в симбирский пансион Фовеля. Позднее учение Карамзина продолжилось в дворянском училище Симбирска. В 1778 году он был отправлен в Москву для дальнейшего образования в частном пансионе Иоганна Шадена, находившемся в немецкой слободе. Там давалось в основном гуманитарное образование. В эти годы Николай Карамзин в совершенстве овладел немецким и французским языками.
В 1783 (в некоторых источниках указан 1781) по настоянию отца Карамзин был определён в Преображенский полк в Петербурге, куда записан был ещё малолетним. В этом же году отец скончался, и Карамзин 1 января 1784 вышел в отставку в чине поручика и уехал в Симбирск, где вступил в масонскую ложу «Золотой венец» («Златой Венец»), учеником. «Я был обстоятельствами вовлечён в это общество в молодости моей», – писал он.
Масонство было создано, как определённый механизм управления обществом с помощью тайных организаций. Масонство – это всегда мафия. Масоны участвовали в самых разных по названию и по декларируемым принципам организациях, часто использовались самые благородные по названию. Но реальная деятельность масонов – всегда тайная и скрытая, и никогда не соответствует их декларациям. Масоны считали и считают себя элитой, а всех непосвящённых считают профанами и толпой, хотя сами всегда являются профанами и одурачиваемыми людьми. Тайные масонские организации и их хозяева являются истинной причиной всех революций и всех мировых войн. Помните, как говорил следователь Максим Подберёзовиков из фильма «Берегись автомобиля: «Никакое хорошее дело не может сопровождаться ложью и обманом».
Вступавший давал клятву: «…Я обещаю быть осторожным и скрытным; умалчивать обо всём том, что мне поверено будет, и ничего такого не делать и не предпринимать, которое бы могло открыть оное; в случае малейшего нарушения сего обязательства моего подвергаю себя, чтобы голова была мне отсечена, сердце, язык и внутренная вырваны и брошены в бездну морскую; тело мое сожжено и прах его развеян по воздуху». «Страшися думать, что сия клятва, – говорилось в уставе, – менее священна, нежели те, которые ты даёшь в народном обществе; ты был свободен, когда произносил оную, но ты уже не свободен нарушить тайны, тебя связующа; безконечный, которого призывал ты в свидетели, утвердил оную, бойся наказаний, соединенных с клятвопреступством; ты не избежишь никогда казни твоего сердца и ты лишишься почтения и доверенности многочисленного общества, имеющего право – объявить тебя вероломным и безчестным». Текст был скреплён собственной кровью.
Интересно, что Симбирская ложа, в которую вступил Карамзин, была особой. Н.А. Мотовилов писал в 1866 г. Императору Александру II, что эта ложа, наряду с Московской и Петербургской, сосредоточила в себя весь яд якобинства, иллюминатства, цареборчества и атеизма. Окончив в 1826 г. Казанский университет, Николай Александрович, «вскоре познакомился с Симбирским губернским предводителем дворянства князем Михаилом Петровичем Баратаевым и вскоре сблизился с ним до того, что он открыл мне, что он грандметр ложи Симбирской и великий мастер Иллюминатской петербургской ложи. Он пригласил меня вступить в число масонов, уверяя, что если я хочу какой-либо успех иметь в государственной службе, то, не будучи масоном, не могу того достигнуть ни под каким видом». В ответ на отказ князь Баратаев «поклялся мне, что я никогда и ни в чем не буду иметь успеха, потому что сетями масонских связей опутана не только Россия, но и весь мир». И действительно, Н.А. Мотовилов не только не смог получить подходящего места службы, но и подвергся сильнейшей травле. «Не было клеветы, насмешки, тайных подвохов и ухищрений, которым не подвергла бы его политически-сектантская человеческая злоба».
Но не все попадались на крючок. В 1781 г. масон Новиков попытался вовлечь в своё сообщество А.Т. Болотова, однако получил решительный отказ. «Нет, нет, государь! – размышлял по поводу этого предложения Андрей Тимофеевич. – Не на такого глупца и простачка напал, который бы дал себя ослепить твоими раздабарами и рассказами и протянул бы тебе свою шею для возложения на неё петли и узды, дабы тебе после на нём верхом ездить и неволею заставлять всё делать, что тебе угодно. Не бывать тому никогда и не разживаться, чтоб дал я тебе связать себе руки и ноги…». Так что были люди, которые всё понимали и в ту пору…
Город Симбирск имел давние масонские традиции. Если по всей России ложи начали открываться в самом конце XVIII – в начале XIX вв., то в Симбирске первая масонская ложа «Золотой Венец» появилась еще в 1784 году. Основатель её – один из активнейших деятелей московского масонства, член новиковского «Дружеского учёного общества», Иван Петрович Тургенев. Тургенев являлся Великим мастером ложи, а управляющим мастером – симбирский вице-губернатор А.Ф. Голубцов. В конце XVIII века в Симбирске был построен едва ли не единственный в России масонский храм во имя Св. Иоанна Крестителя. Этот храм был выстроен специально для заседаний членов ложи «Златого Венца» симбирским помещиком В.А. Киндяковым в своём поместье Винновка (ныне в черте города).
Киндяков являлся одним из немногочисленных губернских подписчиков изданий Н.И. Новикова. Здесь бывали близкие знакомые Карамзина – И.П. Тургенев и И.И. Дмитриев; братья ложи «Ключа к Добродетели», которую возглавлял князь-декабрист М.П. Баратаев. В храме… не служились литургии, а проходили собрания симбирской масонской ложи «Златого Венца», в которой и состоял молодой Николай Михайлович Карамзин. Этот мрачный храм представлял собой каменное сооружение высотой до 16 метров, круглое в плане, с куполом и четырьмя портиками (на них изображены были масонские символы – урна с вытекающей водой, череп и кости и т.п.). Оно было увенчано деревянной фигурой покровителя ордена. Его берегли масоны всех времён. Руины храма сохранялись до начала 20-х годов XX века.
Когда Карамзин состоял во второй масонской степени, его заметил Тургенев, приехавший в Симбирск, и предложил ему отправиться с ним в Москву. Юноша охотно согласился. «Один достойный муж открыл мне глаза, и я сознал своё несчастное положение», – признавался впоследствии Н.М. Карамзин в письме швейцарскому философу и масону Лафатеру. И.П. Тургенев, в свою очередь писал Лафатеру: «Мне чрезвычайно лестно быть поводом ваших выгодных суждений о всей русской нации, нации которая достойна во многих отношениях привлечь внимание столь чтимого мужа, как вы. Русские и вправду начинают чувствовать то высокое призвание, для которого создан человек. Они близятся к великой цели – быть людьми».
В Москве И.П. Тургенев свёл Карамзина с Новиковым, который рад был приобрести «дарового работника и всем своим хотениям и повелениям безотговорочного исполнителя». Так началось это сотрудничество. Новиков был прирождённый организатор. «Грандиозные» замыслы непрерывно кипели в его голове. И он умел их претворять в жизнь. Он умел увлекать людей жарким красноречием. Но не только красноречие привлекало к нему людей, а необычность пути, который он открывал перед ними. Новиков – практик, хозяин и даже делец.
Так, например, сын разбогатевшего и ставшего миллионером уральского ямщика Г.М. Походяшин, увлечённый речью Новикова, передал ему огромные суммы на помощь голодающим, а затем на типографские расходы и другие общественные начинания (всего около миллиона рублей). После ареста Новикова и конфискации его книг и типографского имущества, Походяшин умер в нищете. Но до последних минут он считал встречу с Новиковым самым большим счастьем в жизни и скончался, умилённо глядя на его портрет. A.М. Кутузов также отдал всё своё имущество Новикову на общее дело, а после ареста Новикова, он умер в Берлине в долговой тюрьме от голода…
На деньги «братских» (масонских) пожертвований был куплен в Кривоколенном переулке дом, где находилась типография и проживали многие «братья» (по другим данным, этот дом завещал «братству» скончавшийся И.Г. (И.Е.) Шварц, известный масон и близкий друг Новикова). В мансарде третьего этажа, разделённой перегородками на три светёлки, вместе с молодым литератором А.А. Петровым поселился Карамзин. Всё это свидетельствует о большом доверии матёрых масонов юному Карамзину. Ф.В. Ростопчин утверждал, что московские масоны очень ценили нового молодого брата.
Петров был старше Карамзина, и его литературные вкусы сложились раньше. У него был талант критика, чему способствовал острый, насмешливый ум и развитое чувство иронии, которой явно не хватало «чувствительному» Карамзину. От Петрова осталось лишь несколько переводов и девять писем к Карамзину. После ранней смерти, его архив был сразу сожжён его братом – осторожным чиновником. В этом доме также жили С.И. Гамалея, A.М. Кутузов и полубезумный немецкий поэт, друг Шиллера и Гёте, Якоб Ленц. Карамзин был доволен своим новым положением и отношением к нему масонов. По свидетельству осведомлённого Д.П. Рунича, «он состоял с многими из них в весьма близких отношениях. Жизнь ему ничего не стоила. Все его надобности и желания предупреждались».
Вскоре, свидетельствовал масон И.И. Дмитриев, «это был уже не тот юноша, который читал всё без разбора, пленялся славою воина, мечтал быть завоевателем чернобровой, пылкой черкешенки, но благочестивый ученик мудрости, с пламенным рвением к усовершению в себе человека. Тот же весёлый нрав, та же любезность, но между тем главная мысль, первые желания его стремились к высокой цели». Карамзин всё больше и больше напитывался масонскими идеями: «Все народное ничто перед человеческим. Главное дело быть людьми, а не славянами. Что хорошо для людей, то не может быть дурно для русских; и что англичане или немцы изобрели для пользы, выгоды человека, то моё, ибо я человек!».
Ох, как эти строки напоминают нашу действительность…
В течение четырёх лет (1785-1789) Карамзин был членом «Дружеского учёного общества». И в мае 1789 г. перед самым своим отъездом за границу, Карамзин будто бы оставил ложу. Более того, он якобы «внезапно порывает с Новиковым и Гамалеей и уезжает, практически убегает в Западную Европу, навстречу революционной буре». Но могло ли такое быть на самом деле? Судьба Мотовилова говорит нам обратное, а ведь он лишь только отказался вступить в ложу… Невозможно поверить, чтобы Карамзин смог так легко нарушить присягу, в которой обязался «во всю жизнь сохранять верность». Ведь он должен был помнить слова мастера: «Надлежит вам ведать, что мы и все рассеянные по всей вселенной братия наши, став днесь искренними и верными вам друзьями, при малейшем вероломстве вашем, при нарушении от вас клятвы и союза, будем вам лютейшими врагами и гонителями… Ополчимся мы тогда жесточайшим противу вас мщением и исполним месть…»
А. Старчевский, упоминал об участии Гамалеи в выработке плана путешествия Карамзина, а Ф. Глинка даже ссылался на слова самого Карамзина, который сообщил ему, что он был направлен за границу на деньги масонов. «Общество, отправившее меня за границу, выдало путевые деньги из расчету на каждый день на завтрак, обед и ужин». Но на допросах его старшие «братья» сохранили тайну. Так князь Н.Н. Трубецкой заявил: «Что же принадлежит до Карамзина, то он от нас посылаем не был, а ездил ваяжиром на свои деньги». Вот только не объяснил, откуда у Карамзина вдруг появились деньги.
Недаром архив Карамзина как раз в это время таинственно исчез. Такое с его бумагами происходило, по крайней мере, дважды (не считая пожара 1812 г.): после ареста Новикова и перед смертью. Уничтожал ли он сам свои бумаги или передал их на хранение «братьям»?.. Сам Карамзин объяснял наличие средств для путешествия продажей своему брату части имения, которая досталась ему по наследству от умершего отца. Но в 1795 г., когда состояние Плещеевых пошатнулось, Карамзин «снова» продал имение братьям. Вопрос: что же он продал в 1789? И продавал ли? Так на какие же деньги он отправился за границу?..
Да, тайнами окутана вся жизнь писателя. Редактор «Русского архива» П.И. Бартенев в 1911 году написал в своём журнале о собрании неопубликованных бумаг Карамзина, находившихся у его внуков Мещерских в имении Дугине Сычевского уезда Смоленской губернии. Модзалевский описал альбом дочери Карамзина Екатерины Николаевны Мещерской. Альбом был утрачен во время революции. Интересно, что огромный архив Мещерских, которые владели до самой революции смоленским имением Дугино, сохранился.
В Центральном государственном архиве древних актов имеется более двух тысяч бумаг с личной перепиской и с бухгалтерскими счетами вплоть до революции. Но карамзинские бумаги отсутствуют. Всего два-три документа, имеющих косвенное отношение к писателю. Как такое может быть, чтобы бухгалтерские счета сохранились, а карамзинские бумаги пропали? Если они сгорели, то почему уцелели другие?.. Как человек, который так ценил древнюю и новую рукописную память, почему-то не оставил нам своей! Наверное, архив как-то мог помешать созданному образу Карамзина…
Масоны готовили своего питомца для великих дел, он стал первым кандидатом на высшие орденские должности, должен был познать теоретический градус масонства, приобщиться к их конституциям, уставам и другим документам в тайных архивах ордена, совершить путешествие в Западную Европу для встреч с руководством международного масонства. Россия была тогда «провинцией» мирового масонского братства, и Карамзину надо было проехать по всем масонским центрам Германии, Англии, Франции и Швеции…