Оранжистам нужна кровь демонстрантов

Защитники телебашни в Вильнюсе: Стреляли с крыш! И сами литовцы!

Автор – Галина Сапожникова

Каждый год всю неделю перед памятной датой литовские школьники рисуют танки у вильнюсской телебашни. Можно сказать, что и сама она стала местом культовым, самой героической страницей современного литовского эпоса. Общепринятая версия всех устраивает, потому что на этом выстроена вся государственная идеология. Как раз в эти дни, например, в Вильнюсе обсуждают две архиважные темы – как официально задокументировать события 1991 года (может быть, даже создать целый институт имени 13 января? – Г.С.) и как заставить маэстро Валерия Гергиева, который аккурат сегодня даёт концерт в городе Каунасе, почтить минутой молчания память жертв январской трагедии.

А в идеале – хорошо бы он ещё и в сотый раз извинился... Это, впрочем, с успехом сделает за всех нас правозащитник Сергей Ковалёв, которому очень кстати вручают сегодня первую литовскую премию Свободы. Он уже высказался публично о том, что россиянам стало стыдно и это повод для надежды... Да совесть у нас, собственно, никогда и не засыпала, все эти 20 лет, когда мы с пионерской готовностью нацепили на себя комплекс очередной вины, не разобравшись в деталях.

Вот ещё одна из новостей последних дней: за неудачу с арестом бывшего заместителя руководителя группы «Альфа» Михаила Головатова, который 21 год назад руководил бойцами у вильнюсской телебашни, из Вены отзывают литовского посла. В июле Головатов неожиданно был задержан в венском аэропорту. В ордере на арест было начертано: «Подозревается в том, что, будучи членом КПСС, умышленно осуществляя политику другого государства (СССР), намеревался незаконно изменить конституционный строй Литвы».

Не увидеть нестыковок было невозможно: в 1991-м Литва официально была ещё частью СССР, а закон, в нарушении которого обвиняют Головатова, приняли только через 12 лет после случившегося. Короче, не выдала Австрия Головатова, на что Литва обижается вот уже полгода. Ордеры на арест выписаны ещё 22 бывшим альфовцам, некоторые из них уже умерли. Их «преступление» не имеет срока давности, решили в литовской прокуратуре, поскольку является «преступлением против человечности». При этом за всё это время никто не удосужился выяснить у самого Михаила Головатова, что именно происходило у вильнюсской телебашне в ночь на 13 января 1991 года.

«Я 20 лет отвоевал и знаю, как свистят пули»

Михаил Головатов:

– Передо мной была поставлена задача выехать в Вильнюс с целью освобождения телецентра и телебашни от сторонников Ландсбергиса, для возможности организации вещания, потому что по радио и ТВ шла оголтелая пропаганда. Мы прилетели 11 января двумя бортами, разместились в штабе дивизии, определились с датой – с 12 на 13 января, – о чём Горбачеву было доложено лично. В поддержку нам были подтянуты другие войсковые соединения – десантники из Псковской воздушно-десантной дивизии и конвойные войска, которым объекты должны были передаваться под охрану.

– Что вы увидели у телебашни?

– Манифестанты окружили здание плотным кольцом – ни танковые подразделения, ни десантники пройти не могли. Минуя толпу, продвинулись с тыльной части – там не было такого скопления народа. Разбив стёкла и вбежав вовнутрь, столкнулись с физическим сопротивлением. Мы воевали в Афганистане и считались людьми подготовленными, но здесь были в своей стране и оружия применять даже и не думали. Приёмами рукопашного боя оттеснили с первого этажа людей, которые захватили башню. Они запустили систему пожаротушения и инертный газ. Мы были экипированы и надели противогазы, но вот сами они находиться там уже не могли. И если по пожарным нормативам до 32-го этажа необходимо дойти за 39 минут, наши сотрудники уже через 15 минут доложили, что всё под контролем.

В районе трёх ночи слушаю доклад о действиях на втором объекте – в телецентре, слышу: один на минус – то есть один человек получил ранение. Это был лейтенант Виктор Шатских. Он шёл в замыкающей части, пуля от автомата Калашникова прошла через бронежилет в спину. Спроси меня по прошествии 20 лет, кто стрелял и случайный ли это был выстрел, – я не отвечу... Возможности его эвакуации в госпиталь не было: толпа таким плотным кольцом окружила телецентр, что «Скорая помощь» не могла пробиться 40 минут. Когда его доставили в городскую больницу, он скончался от потери крови...

Потом по рации пошли доклады от руководителя оцепления, что идут выстрелы с ближайших домов и имеются раненые среди гражданского населения. Механики-водители боевых машин и танков, которые находились в непосредственной близости от телебашни, докладывали в штаб, что идёт стрельба по боевой технике.

– Неужели никто не знал о том, что на крышах были стрелки?

– Если бы я был информирован о возможном применения оружия со стороны «Саюдиса» – я что, не противодействовал бы? Имея на вооружении снайперские винтовки с ночными прицелами, не вычислил бы их снайперов?

– А не могла ли вступить в игру третья сила? Какие-нибудь убеждённые советские патриоты?

– Исключено. Я это ответственно заявляю – я же участвовал во всех подготовительных мероприятиях и совещаниях!

– Из какого оружия велась стрельба?

– Не из армейского. Я двадцать лет отвоевал и знаю, как свистят пули. Стреляли из гладкоствольного. Дальше было так: я доложил, что мы сдали объект под охрану конвойным войскам и выдвигаемся на место дислокации. Сказал: поедем только на броне – поскольку сам наблюдал вспышки на крышах. Подошло три бэтээра, мы разместились в десантных отсеках и выдвинулись в штаб дивизии. В четырёх местах в нас с мостов бросали бордюрные камни. Вернувшись на базу, мне пришлось в течение двух часов выцарапывать из морга тело Шатских, которое нам не выдавали. 15 января мы были в Москве. Обычно, когда мы возвращались с операции, нас встречал кто-то из нашего управления – или начальник, или представитель центрального аппарата КГБ. А здесь мы в течение 40 минут стояли на лётном поле, выгрузив гроб, – были только командир «Альфы» Виктор Карпухин и отец погибшего лейтенанта. Это для меня был первый звоночек.

– Это правда, что Горбачёв потом сказал, что он «Альфу» в Вильнюс не посылал?

– В Литве должно было быть введено президентское правление. Именно на это всё было и нацелено – дать возможность вести вещание на Литву, потому что будет обращение Горбачёва. А потом Михаил Сергеевич заявил: «Я в первый раз об этом слышу»... Ну, если штаб с ним разговаривал в ночь на 13 января! Я пока ещё при памяти, и не 50 лет прошло, а всего 20. Ни руководство спецслужб, ни армейское командование не могли принять самостоятельное решение о применении силы на территории Союза без санкции Горбачёва. А он на голубом глазу заявляет, что не знал ни о событиях в Прибалтике, ни в Тбилиси, ни в других горячих точках...

Кто был режиссёром этой драмы?

Итак, сценарии всех ЧП на территории бывшего СССР были похожи: Михаил Сергеевич спал и был вроде как ни при чём, армия решала по своему разумению, а мирное кавказское и прибалтийское население исключительно пело песни, нацепив на грудь цветные ленточки... Но вот что интересно – в декабре 1991-го Горбачёв со сцены ушёл, а спектакли на территории бывшего СССР продолжились. Особенно в той части, которая касалась ненасильственных способов свержения власти. Подозрения о том, что с самыми первыми опытами «цветных» революций мы имели счастье встретиться ещё в конце в 80-х, в виде «поющих революций» в Прибалтике, лично у меня возникали уже давно. Но автор всей этой технологии, американец Джин Шарп, на таллинских улицах мне как-то ни разу не встретился. А оказалось, что искать его надо было в Вильнюсе! Выяснилось это случайно – в интервью с политтехнологом Аудрюсом Буткявичюсом, который во время событий 1991-го в Литве занимал должность директора Департамента охраны края. И которого, кстати, называют главным режиссёром той январской драмы.

Личность яркая и неординарная, по одному из образований – врач-психотерапевт, он в 2000 году дал весьма откровенное интервью литовской газете «Обзор», в котором признался в том, что 13 января на жертвы среди гражданского населения пошёл сознательно. О чём не жалеет: эти смерти «нанесли такой сильный удар по двум главным столпам советской власти – армии и КГБ», что те уже не оправились. «Да, я планировал, как поставить советскую армию в очень неудобную психологическую позицию, чтобы любой офицер стал стыдиться того, что он там находится». Удалось... Потом Буткявичюс говорил, что журналистка всё выдумала и даже немножко сошла с ума, но опровержения у газеты не требовал. В суде по делу Альгирдаса Палецкиса выступал свидетелем со стороны прокуратуры.

Аудрюс Буткявичюс:

– С Джином Шарпом и его коллегами мы начали переписываться ещё в 1987 году. Я тогда работал в лаборатории психологических и социологических исследований в Каунасе, меня интересовала психологическая война, а он создавал технику, позволяющую использовать большие группы людей при гражданском неповиновении властям.

– Как же вы в годы тотального контроля умудрились общаться с иностранцами?

– Были письма, выезжали за рубеж люди. Литовская эмиграция была достаточно большой. Первый раз мы увиделись с Шарпом уже в Вильнюсе. Он сам приехал сюда в феврале 1991 года.

– То есть вся Прибалтика пользовалась его рецептами?

– Когда мы начинали, в Латвии и Эстонии контактов у него не было. Практически мы приняли на себя роль распространителей его идей. Создавая Департамент охраны края, прообраз министерства обороны, я решал для себя вопрос: как действовать? Создавать смешную армию, которая будет вооружена мушкетами XIX века? Или искать действительно работающее оружие? Для себя ответил однозначно, что таких ошибок, которые делали наши партизаны, мы больше позволить себе не можем. До путча в Москве использование техник гражданского неповиновения было основной нашей стратегией. Мы имели небольшие вооружённые подразделения, но они были больше предназначены для того, чтобы не дать никому повода говорить, что Литва не сопротивлялась оккупации.

– Но технологии Шарпа исключают кровь. А 13 января 1991 года кровь пролилась...

– Мы достаточно хорошо знали, какие действия предпримет противник, надеясь на то, что в Литве произойдёт конфликт между литовцами и русскими, и армия с целью защиты национального меньшинства придёт наводить порядок. Советские структуры безопасности готовились к событиям именно по такому сценарию и пригласили в Литву иностранных журналистов засвидетельствовать правомерность использования военной силы. Но мы переиграли по-другому: убедили местных русских не участвовать в игре на стороне коммунистов. У Горбачёва и его команды всё было готово, кроме одного – не появились русские, которые пошли бы на стычку с литовцами. А так как команда была уже дана, танки выехали и вонзились прямо в толпу людей, которые окружали телевизионную башню. Эту картину снимали иностранные журналисты и телевизионщики. Создавать что-либо ещё мне было просто незачем.

– То есть вас не зря называют режиссёром тех событий?

– В действительности мы поменяли местами всего один кадр в замысле противника – не позволили местным русским участвовать в игре по сценарию Москвы и испор­тили им всю картинку. В этом и была моя режиссура. Не я же дал команду палить из пушек в мирном городе! Я принимаю на себя ответственность только за то, что мы пользовались техникой ненасильственной борьбы в ситуации, когда люди могли погибнуть.

– Совесть к вам ночами не приходит?

– Если бы мы применяли другую технику защиты своего государства, людей погибло бы намного больше. Например, если бы мы придумали защищаться, используя старые методы партизанской войны. В данной ситуации погибло столько, сколько погибло. И ответственность за это ложится на людей, которые выгнали в мирный город военную технику.

«Большой брат» опустил руки

К экс-председателю литовского КГБ Эдуардасу Эйсмунтасу у меня был только один вопрос:

– Неужели спецслужбы ничего не знали о том, что в конце 80-х здесь работали американские политтехнологи?

– Всё видели и знали, – ответил он, – но что мы могли сделать, если эмиссары приезжали через Москву? Не Литва начала движение за демократизацию. Всё тлело, но было под контролем. Но вот пришёл великий реформатор Горбачёв, и началось... Открыли все двери и окна: сюда хлынули эмигранты и разведчики, поплыли деньги. А ещё приезд этого хромого агента американской разведки Александра Яковлева, который явно дал понять: делайте что хотите. Все поняли, что можно не ограничиваться демократизацией, а говорить о выходе из СССР. Сколько я ни писал, сколько ни докладывал Крючкову – вижу: процесс неуправляем и ничего нельзя сделать. Договорились с коллегами – председателями КГБ из Латвии, Эстонии и Молдавии поехать в Москву доложить обстановку вместе. Нам говорят: без паники, всё под контролем... Я вернулся, написал рапорт и ушёл на пенсию. Не Прибалтика виновата в развале Советского Союза, а Горбачёв и его команда.

Так что в январе 1991-го я сидел дома и смотрел телевизор. Никто меня не информировал – я бы отговаривал, если бы знал. Вмешивать армию в это дело было полнейшей глупостью. Какой дурак дал команду брать телебашню? Можно было просто отрубить кабель – под Каунасом находилась сильнейшая в Европе перехватывающая радиостанция, откуда можно было транслировать не только на Литву, но и на Латвию с Эстонией... Как возможность версию стрельбы «своих в своих» допустить можно – чем больше жертв, тем внушительнее революция, но...

Нас обманули? Мы обманулись?

Но где доказательства? В Литве. В виде 37 томов уголовного дела, которые по распоряжению Генпрокурора СССР Николая Трубина были переданы в Литву в сентябре 1991-го, через двадцать дней после фактического развала СССР. В информационной записке Генпрокурора СССР Верховному Совету написано, кстати, много интересного: что никаких подтверждений того, что 13 гражданских лиц погибли от рук советских военнослужащих, литовская сторона не предоставила, что, по крайней мере, 6 потерпевших были убиты сверху и в спину, минимум двое были задавлены автомобилями, а вовсе не танками, ещё у одного человека был инфаркт миокарда и в одном случае 7 выстрелов были произведены в уже мёртвое тело...

Читаю дату составления документа: 28 мая 1991 года. Почему, интересно, мы тогда не поверили выводам нашей прокуратуры и с такой лёгкостью согласились с литовской версией? Нас обманули или мы обманулись? Или виной всему любимая русская забава – посыпать голову пеплом? Почти никто из журналистов, кроме разве что Александра Невзорова, в литовской версии не усомнился.

Расследование дела «О 13 января» в Литве до сих пор официально не завершено. Да это теперь и не важно: доверие к следственным органам Литвы после мифологизации той трагедии теперь примерно такое же, что и к Прокуратуре СССР в 1991-м. Несколько тысяч человек, награждённых «медалью 13 января», привыкли к роли героев. Сотни признаны пострадавшими. Минимум десять человек (Куолялис, Бурокявичюс, Ермалавичюс и другие) отсидели в тюрьмах ни за что. За свои убеждения. За нежелание уходить в навязанный сверху национализм. Амнистия, которую этим литовским старикам предлагали власти, означала, что они должны были признать свою вину. Они наотрез отказались.

КСТАТИ

Россия отказала литовским прокурорам в просьбе опросить бывшего главу СССР Михаила Горбачёва по делу о 13 января 1991 года. Об этом стало известно накануне годовщины событий.

Вместо послесловия

18 января Альгирдасу Палецкису наконец вынесут приговор за фразу «Свои стреляли в своих». «На месте судьи я бы застрелился», – громко пошутил кто-то, выходя из зала заседаний в прошлый раз, когда в очередной раз была перенесена дата приговора. Выбор у него, и правда, не из простых. Признаешь Палецкиса виновным – значит, предашь демократию: где это видано, чтобы человека судили за слова в радиопередаче? Оправдаешь – нарвёшься на конфликт с государством за подрыв идеологических устоев и спровоцируешь дополнительный интерес к делу.

Боюсь, правда, что этот интерес уже не остановить – к расследованию о том, как именно погибли 13 литовцев, кто убил лейтенанта Шатских, как вёл себя в ту ночь Горбачёв и почему козлами отпущения сделали офицеров «Альфы», видимо, придётся вернуться. 21 год – это совсем небольшой срок, к катынской истории вернулись вон почти через 70. И смею предположить, что литовцам это нужно даже больше, чем нам.

Источник – «Комсомольская правда»