Зачем сионисты охотились на В. Бута?

Для того чтобы правильно понимать настоящее и уметь заглядывать в будущее, нужно очень хорошо знать прошлое. После удачно организованного массового убийства 11 сентября 2001 года, сионистская верхушка США начала наступление на весь остальной мир, т.е. начала практически устанавливать т.н. «новый мировой порядок». Этот «порядок» означает абсолютную диктатуру сионизма и полное безправие всех остальных народов планеты. За последнее десятилетие все, умеющие читать, могли воочию убедиться в сути этого «мирового порядка». Единственным сдерживающим фактором для людоедов является Россия и некоторые люди, в ней живущие. Именно против России столетиями ведутся непрерывные войны, потому что остальные страны уже давно покорены.

А долгие годы и сотни миллионов долларов, затраченные сионистами на поимку Виктора Бута, который в это время ни от кого не прятался, объясняются очень просто. Скорее всего, страшные преступления, совершённые сионистами 11 сентября 2001 года, хотят повесить на Россию, а Виктора Бута назначить основным злодеем. И потом, как у них принято, всем кагалом накинуться на Россию и постараться-таки разорвать её в клочья.

Только этим можно объяснить многолетние и очень дорогостоящие игрища вокруг вполне обычного человека – Виктора Бута, которого сионо-демократы собираются облить грязью, незаконно осудить и наверняка казнить! Затем они постараются устроить громкую истерику об этом в подконтрольных им СМИ, и этим обосновать «праведный гнев» «мирового сообщества», которое, по идее, должно будет напасть на Россию и «наказать её» за все чужие преступления, фактически – за преступления сионизма.

Вот таким нам видится истинная подоплёка этого подлого дела, которое впервые обнародовал и объяснил Дмитрий Халезов – бывший сотрудник «ядерной разведки»  Министерства Обороны СССР.

Виктор Бут – дело принципа

Взято с сайта Н. Старикова

Предлагаю вашему вниманию интервью супруги Виктора Бута, Аллы Бут, записанное в Нью-Йорке журналисткой Надеждой Померанцевой. Текст мне передала сама Алла, попросив его обнародовать, потому что российские газеты его так и не напечатали.

– Как строились отношения в Вашей семье? Сопровождали ли Вы его в деловых поездках?

– Во-первых, никогда не было разделения на «деловую» и «не деловую» поездку. Я была с Виктором во многих странах, в том числе и в Африке. Это были абсолютно легальные бизнес-поездки, связанные с проблемами по работе его авиакомпании, например, самолёт сломался, или надо было решить вопрос с визами, и другие бытовые проблемы на месте. Например, было несколько инцидентов, когда самолёты разбивались. Я, правда, в такие поездки с ним не ездила, но Виктор всегда принимал очень живое участие в поддержке семьей погибших пилотов и членов экипажа. Одна из жён, например, получила потом работу в компании.

– Вы переезжали вслед за мужем или ждали его в России?

– Наша семья переезжала вслед за ним. Мы, например, жили в Южной Африке где-то полтора-два года, мы жили в Бельгии. И всё это время я никогда не видела каких-то подозрительных вещей. Это был нормальный рабочий процесс обустройства авиакомпании, которая занималась, в том числе и гражданской авиацией. А это, сами понимаете, много вопросов: как будет функционировать компания, как обеспечить адекватное обслуживание и сервис, и т.д. Помню, как в ЮАР я с удивлением наблюдала, как грузят страусов. Между прочим, перевозка животных – это отнюдь не проще, чем людей. Но мой муж всегда творчески подходил к поставленным задачам.

– По характеру Ваш муж – какой?

– Я бы сказала, что он – лояльный. Как можно охарактеризовать человека, который занимается любимым делом?

– Но Вы – мужнина жена?

– Я? Нет. Никогда. Я всегда занималась своим делом – у меня были свои интересы. Я художник-дизайнер, вообще занималась одеждой, но для его фирмы делала разработки графических логотипов и знаков для самолётов. Но, конечно, мне всегда было интересно, чем он занимается.

– Семья была для него приоритетом?

– Да, безусловно. Я не могу сказать, что мой муж был помешан на работе. Хотя перед запуском своей компании он и его компания, я имею в виду сотрудников, работали по 12 часов в сутки в течении полугода. Да и потом, специфика авиакомпаний такова, что подобная работа всегда подразумевает ненормированный рабочий день.

– Вы видели его деловых партнёров? Какое они производили впечатление?

– Конечно, я видела его деловых партнёров – их было много. Некоторые приходили и уходили, кто-то оставался. Бизнес есть бизнес, и он, конечно, диктует свои жёсткие правила игры. Но если человек мне не был приятен, то я знала, что он потом соскочит.

– У Вас есть общая дочь, которой сейчас 16 лет. В связи с известными событиями, фамилия Бут теперь очень известна. Нет ли у неё проблем в школе, со сверстниками?

– Слава богу, нет. Во многом потому, что наши дети не интересуются политикой, не смотрят телевизор. Учителя, конечно, в курсе, но я могу сказать только спасибо тем умным и мудрым педагогам, которые на это внимания не обращают, а наоборот, требуют больше, чтобы стимулировать ребёнка и снизить за счёт этого влияние стресса. Ведь когда это всё случилось, ей было всего 13.

– Когда она видела отца в последний раз?

– Она улетела в феврале. Она была в тайском суде, когда выносили последний приговор, уже апелляционного суда. Конечно, это был огромный стресс. Там были и слёзы, и всё остальное. Но на этом борьба в Тайланде не закончилась, хотя дочь уехала домой. Я продолжила бороться. И если бы не продажность тайской политики и местного правительства, то Виктор должен был поехать домой, потому что он выиграл суд – и один, и второй. Это подчёркивают те документы, которые были опубликованы в Wikileaks, что были прямые указания из Вашингтона, как надавить и что нужно было сделать для лоббирования этого вопроса в апелляционном суде, как нужно было объяснить правительству, чтобы они вышли на королевскую семью (а ведь, в конечном счёте, всё решилось именно оттуда), чтобы апелляционный суд решил вопрос в пользу экстрадиции. Хотя само решение с точки зрения любого грамотного адвоката – даже тайского – оно просто смешно из-за своей необоснованности. Даже те ссылки, которые приводились в обвинительном приговоре в апелляционном суде, по мнению юристов – просто безграмотны.

Ведь апелляционный суд выносит своё решение на основании уже собранных материалов дела – никаких новых документов или свидетелей. То есть, они просто полностью пересмотрели изначальное оправдательное решение суда.

– То есть его экстрадировали только из-за решения апелляционного суда?

– Да. К сожалению, в Тайланде это суд последней инстанции. И мы не можем подавать обжалование ни в какую инстанцию. То есть, получается два абсолютно противоположных решения на основания одних и тех же фактов и документов. При этом важно не забывать, что решение было вынесено в тот момент, когда в Тайланде была фактически революция, и Виктору зам. по безопасности премьер-министра предлагал сотрудничество за то, чтобы он дал показания против бывшего премьера Таксина Чиновата. Что якобы арестованный в декабре позапрошлого года самолёт с оружием был послан Таксином для революции. И если бы Виктор дал эти показания, то получилось бы то, что Тайланд получал фактические доказательства и мог заявить Таксина в Интерпол как террориста, ведь раньше Тайланд не мог этого сделать, так как не было доказательств. А это давало шанс вернуть Чиновата в Тайланд В ответ Виктору обещали свободу.

Но дело в том, что Виктор не мог дать этих показаний – он не имел отношения ни к грузу, не был знаком и с Чиноватом. К моменту, как стали разворачиваться эти события, он уже фактически два года просидел в тюрьме. То есть, здесь чистая политика. Даёшь показания? Решаем в твою пользу. Не даёшь показания – не решаем. Просто Тайланд хотел разыграть свою карту. Например, когда были трения в парламенте, и оппозиция задала вопрос, на каком основании Виктор Бут был выдан Вашингтону, премьер-министр заявил что-то вроде «Россия потеряла свои позиции, и мы решили отдать Бута американцам». О каком тогда можно говорить суде, если по юрисдикции он до сих пор находится в ведении тайского правосудия, где сейчас рассматривается дело в апелляционном суде о пересмотре решения. А если сейчас по результатам апелляционный суд согласится с тем, что его приговор был незаконен, что будут делать США? Они, что, вернут его назад?

– То есть, параллельно идут два дела – одно в Тайланде, другое – в США?

– Да, безусловно.

– Как изменилось Ваша жизнь после того, как Виктор оказался в тюрьме?

– Просто это уже совсем другая жизнь. Старая кончилась. Как сказал Виктор на нашем последнем свидании: «Ты носишься со мной как с маленьким ребёнком». И это так. Да, я ношусь с ним, как с ребёнком, хотя мне и непросто. Но я понимаю, что такое жить в четырёх стенах, запертым 24 часа, не видя свежего воздуха, без живого солнечного света и человеческого общения. В полной изоляции, без доступа к свежему воздуху и человеческому общению. Причём, я понимаю, что тут работает жёсткая система, которая включая в себя психологов и аналитиков: Во что покрасить стены? Чего человеку не давать? Чем человека кормить? Это просто определённая психология давления, психологическая пытка, после которой человек готов подписать против себя уже любые документы – лишь бы вырваться оттуда. И если бы Виктор не прошёл определённой школы, не изучил специальные психотехники – он бы просто свихнулся.

– Помимо того, что Вы ходите на свидания с мужем и встречаетесь с адвокатами, что ещё Вы делаете для защиты мужа?

– Дело очень сложное. Его нельзя ограничить только моментом экстрадиции Виктора из Тайланда. Фактически оно длиться с 2001 года, то есть, этому делу больше девяти лет. То есть, прокуратура или какие-то другие системы, связанные с прокуратурой, например, спецслужба DIA, не зря работали. Как это делается? Мы надули пузырь, мы его создали, а потом мы его лопнем. Лопанье пузыря происходит в тот момент, когда идёт президентская кампания. Это можно проследить и по датам: например, когда Виктора арестовали, то шла последняя кампания Джорджа Буша. После ареста была такая шумиха, что поймали всемирного торговца оружием.

Да, потом об этом все забыли, галочки поставили, но тем не менее, в мозгах обывателей откладывается: «Президент это сделал». Когда Виктора привезли в Америку, что сказал генеральный прокурор, между прочим, с высшим юридическим образованием? «Этот человек помешан на убийстве американских граждан». Как это можно комментировать, если даже в США существует презумпция невиновности? Пока ещё никто не доказал, что он что-либо кому-либо продавал. Интересно, и то, что когда он был в Тайланде, американская пресса просто захлёбывалась, но вот его привезли – и СМИ замолчали. А чего замолчали? Неужели его судьба больше никого не интересует? Интересно и то, что когда у нас были судебные слушания в Тайланде, то параллельно в Америке выходили очень странные статьи. И представители американских юридических компаний приходили в суд и трясли этими газетами, как «доказательством».

– Как Вы оцениваете шансы по судебному процессу, который стартует в октябре этого года?

– Я пока не могу ничего сказать. Я всё-таки надеюсь, что будет слушание в суде, и что это будет грамотное разбирательство. Я видела последнее разбирательство по делу Ярошенко, и я надеюсь, что суд присяжных будет вникать и внимательно слушать то, что будет происходить в суде. И я надеюсь, что туда не будут приплетены все эти сказки по поводу.

– Ваш муж в заключении уже несколько лет, а будет ещё суд, и возможно срок, когда всё затянется. В своих интервью он часто говорит, что ему предлагают «сотрудничать» взамен снижения срока и других преференций. Но ведь годы-то идут. Как думаете, наступит момент, когда Ваш муж настолько от всего устанет, что подпишет всё, что от него требуется, ну или расскажет?

– Не думаю. Виктор не такой человек. И потом – в чём ему признаваться? Он не совершал того, что ему вменяют. Кого он может «сдать», если он не был знаком с Сечиным? Если он не был знаком ни с кем из тех, кто имеет отношение к верховной власти в России. Виктор три года просидел в Тайланде, и если гипотетически предположить, что он «что-то такое знает», то это давно уже не актуально, особенно спустя 3-4 года. Это просто перестаёт быть секретом – у них ведь тоже есть срок годности. Кого он может сдать? Получается, что Америка хочет получить от него информацию, которой он просто не владеет.

– Может как раз по поводу оружейных фабрик в России, ведь он не отрицает, что он перевозил оружие как перевозчик.

– О каких фабриках может идти речь, если он никогда не был с ними связан. Вы не забывайте, что есть определённые государственные контракты. Если одно государство официально покупает у другого государства оружие или что-либо связанное с вооружением, то всё прописано. Да, к нему ещё в ЮАР приходили люди с предложением информировать о том, какие грузы и куда он перевозит, но он, конечно, отказался. С какой стати частная компания должна сливать своих клиентов? Если кого-то интересует эта информация – они могут запросить её у самих клиентов напрямую, а не у Виктора. У него есть официальные бумаги, его грузы проходили таможню, госконтроль. Это же не были «нелегальные грузы». Сама работа выглядела просто: ему загрузили – он перевёз. На этом разговор заканчивается.

Я вообще не считаю, что американская прокуратура имеет право здесь его держать, потому что, во-первых, дело не подпадает под юрисдикцию США, а во-вторых, достаточно вспомнить, как проходила сама экстрадикция, а проходила она незаконно. Бут выиграл два дела по экстрадикции, но в результате политического лоббирования со стороны Вашингтона мой муж был вывезен из Тайланда, вопреки двустороннему договору между США и Тайландом. Это говорит о том, что есть заинтересованные люди, которым важно поставить галочку, что они что-то сделали, оправдав тем самым те огромные потраченные деньги из госбюджета. Ведь они потратили на него восемь лет – ещё когда он жил в России.

Кстати, в Россию-то никто из «охотников» за Бутом что-то не поехал. Интересно, почему никто из обвинителей не задал ни одного вопроса МИДу России? Если Бут такой опасный человек, торговец оружием, что у ООН есть против него веские доказательства – ну так обратитесь в МИД РФ, задайте свои вопросы правительству России, скажите: «У нас есть данные, что ваш гражданин – преступник, у нас есть претензии к его бизнесу, высылаем документы». Между прочим, наша страна тоже подписывалась под соглашениями о международной борьбе с терроризмом.

Но когда в России рассмотрели документы, пришедшие из Госдепа, то было сказано, что «это не является доказательствами вины этого гражданина, а является, возможно, фактом чего-либо в США», просто потому что тут другое право. Хотя я не совсем понимаю позицию России по этому вопросу – как можно позволять экстрадировать своих граждан из других стран и судить их тоже в других странах.

– А сейчас какая позиция России по этому вопросу?

– Россия до сих пор считает, что его экстрадиция была незаконна с территории Тайланда. И я надеюсь, что мы в ближайшее время получим от правительства Тайланда вразумительные объяснения, на основании документов, почему он был вывезен, когда премьер-министр страны говорит, что кабинет министров не принимал подобного решения об экстрадиции Виктора. Хорошо, если исполнительная власть не принимала, то кто тогда принял это решение? Получается, что департамент коррекции, который управляет тюрьмами, или прокуратура – эти организации, которые существуют отдельно от правительства, и если они сотрудничают с США, то они принимают самостоятельные решения. Но на каком основании, если это нарушает двусторонний договор между США и Тайландом? Это просто политическое лоббирование, и, извините, проституция!

– В 2001 году Виктор Бут возвращается в России и начинает заниматься совсем другим бизнесом. Я правильно понимаю, что к этому моменту у него уже ничего не осталось в Африке?

– Да, правильно. Нет, ничего не осталось.

– Но вернулся-то он с деньгами?

– Да нет, о каких деньгах может идти речь, если после приятия резолюций ООН против компаний Виктора, ничего не осталось: закрыли визы, то есть возможность продления работы персонала, не дают пролёточных, и уже нет никакого бизнеса. Половина самолётов были в лизинге, а другую половину пришлось продавать, чтобы покрыть долги – простой в аэропорту, аренда аэропорта, выплата простоя экипажа, пени по сорванным контрактам. Он приехал практически банкротом. И самолётов, кстати, было не 50-70, как писали, а всего лишь около 20. Вы просто не представляете, сколько сил и денег уходит на обслуживание каждого судна, и, конечно, цифры, приводимые в прессе явно взяты с потолка.

– А чем он занимался в России после своего возвращения?

– Виктор сам сказал, что в один и тот же бизнес два раза не войдёшь. Он пытался найти новые ниши: от строительства коттеджей и производства стройматериалов до сельского хозяйства. Часть проектов была «на бумаге» – есть, надо было запускать производство. А для этого нужны были время и партнёры. Плюс Виктор брал определённые кредиты на развитие, в связи с чем сейчас у меня возникли проблемы с банком, потому что прошло уже три года с момента выдачи кредита. И мне сейчас приходится продавать имущество, чтобы вернуть банку этот кредит, иначе всё уйдёт с молотка. За эти годы накопился долг не только по самому кредиту, но и проценты, пени и прочее, та что с деньгами ситуация сейчас критическая.

– Получается, что Ваша семья не относится к материально обеспеченным?

– Мы не только не относимся, но никогда особо и не относились, даже когда бизнес Виктора был в разгаре. У нас никогда не было супердорогих машин, яхт, вилл и что там ещё имеют семьи преуспевающих бизнесменов. Хотя бизнес Виктора уже можно было отнести к среднему бизнесу.

– Кстати, о партнёрах по бизнесу. С момента следствия по делу Вашего мужа, вызывала ли американская прокуратура в качестве свидетелей или для дачи показаний кого-либо из партнёров Вашего мужа?

– Нет, конечно. Американская прокуратура никого не приглашала – у них есть единственный свидетель, Эндрю Смолен, при котором Виктор якобы проводил какие-то переговоры. Но, во-первых, это не доказуемо, во-вторых, это скорее вопрос к адвокату, и в-третьих, я не совсем понимаю, что это за персона Смолен. Если по словам прокуратуры, человек согласился с ними сотрудничать сразу после ареста, а возможно, что и до этого момента он был сотрудником, то о каком доказательстве идёт речь? Возникает вопрос: кто вообще такой этот Эндрю Смолен?

– А российские партнёры по авиаперевозкам готовы выступать в суде в защиту Виктора Бута?

– У него было огромное количество партнёров, в том числе и в России. Не со всеми, но с некоторыми я в контакте, и они мне, честно говоря, даже материально помогают. Я пока не говорила о возможности их участия в судебном заседании, но я больше, чем уверена, что если бы встал вопрос их участия и дачи показаний, многие бы из них приехали даже в Америку.

– А как же так получилось, что в России Виктор Бут жил с 2001 года и с африканским бизнесом завязал, однако даже после резолюции ООН 2000 года и был упомянут в докладе Amnesty International (июль 2005 года и май 2006 года), а он при этом уже был в России?

– Знаете, этот вопрос надо задавать ООН. Я могу понять, когда в 2001 году господин Перельмен приехал в ОАЭ и собирал информацию по конкурентам, а, по сути – просто сплетни, о его бизнесе, ни разу не сделав даже попыток выйти на связь с Виктором и задать ему все свои вопросы.

– Но ведь это как минимум странно: бизнеса уже никакого нет, а резолюции продолжаются.

– Хороший вопрос. Когда я спрашивала у Виктора, почему он не вмешается в процесс, он просто махнул рукой: «пусть пишут». У нас не было ни денег, ни времени, ни нервов, чтобы всему этому противостоять. Существовали совсем другие, реальные проблемы, которые мы должны были решать в России, чтобы выжить. Чтобы судиться и выяснять отношения, нужны были адвокаты, запросы в МИД и прочее...

P.S. Программа «Русская политика» – 21 с Аллой Бут

Читать полную версию статьи…