Вице-премьер Рогозин ответил на вопросы «Эха Москвы»

Интервью вице-премьера России

Автор – Дмитрий Рогозин

С.Бунтман: – Добрый вечер всем, кто нас слушает, в эфире программа «Арсенал». Ведущие сегодня студии Александр Куренной и Сергей Бунтман. А в гостях у нас Дмитрий Рогозин, вице-премьер правительства РФ, председатель Военно-промышленной комиссии. Но начнём не с Военно-промышленной комиссии, а с политической обстановки – насколько влияет на положение России, – вы ведь политик более широкий, чем узко-специальный, – ситуация на Украине.

Д.Рогозин: – Это геополитика, это даже не политика, это гораздо более серьёзная вещь. Собственно говоря, восточное партнёрство, которое проводит Евросоюз, это политика, которую мы знаем ещё со времён крестоносцев, поэтому всё как бы по спирали. Вот сейчас тоже крестоносцы, которые с морковкой на щите, и мы, с предложениями о промышленной кооперации, по сути дела, восстановлении того утерянного за последние 20 лет. Мне кажется, что у нас, безусловно, у России и Украины, гораздо больше шансов договориться, чем действовать по пути, по которому Украину толкают, по сути дела, собственно, национал-предатели. Потому что ассоциация с ЕС и вступление в ЕС, как говорят в Одессе, две большие разницы.

Ассоциация – это путь в очередь, у которой нет конца. То есть, ты берёшь на себя обязательства, прежде всего, по поводу де-индустриализации страны, в конечном счёте, Украина превращается в страну, в которой будет, в лучшем случае, пшеница выращиваться и третьесортная европейская страна. Мы же понимаем, что суровая, циничная европейская цивилизация уважает только сильных, уверенных в себе, благополучных, поэтому для России Европа тоже не какой-то заказник, заповедник, куда мы никогда не пойдём. Нет, наоборот.

Евросоюз – большая часть Европы, мы – тоже часть Европы, мы их рассматриваем в качестве стратегического партнёра, но понимаем, что заходить в это общее большое европейское пространство можно только тогда, когда мы восстановим собственную промышленность, когда нам будет чем торговать, когда у нас появится интерес к покупкам чего-то более серьёзного, чем просто продукты питания. Поэтому мы Украине говорим, что надо вести себя именно таким образом – с достоинством, разумением. Поэтому думаю, что последние дни – сейчас мы завершаем подготовку документов к одобрению двумя президентами, сегодня я встречался – только что к вам приехал из Дома правительства – встречался с делегацией украинских промышленников и чиновников, – возглавляет её вице-премьер правительства Украины Юрий Бойко. Мы только что прошлись по досье по авиации, ракетно-космической промышленности, судостроению, по моторостроению, по атомной промышленности, и согласовали все последние буквы протокола. И если мы это реализуем, для Украины это просто реальный шанс восстановить тот мощнейший потенциал, который либо спит, либо во многом загублен, как, например, кораблестроение.

Я был в Николаеве неделю назад – Николаев, Запорожье, Днепропетровск, Киев – мы так проехались, с юга до столицы. Вот в Николаеве не вервях – это «61 Коммунар», это Черноморский судостроительный завод – они стоят просто мёртвые, заброшенные. Как в фильме «Сталкер» Тарковского – примерно такое состояние. Поэтому, если мы и возьмём сейчас на себя вопросы, связанные с оживлением промышленной кооперации с Украиной, то российские промышленники должны понимать, что им придётся столкнуться с проблемами застоя, разрухи, которая наблюдается в украинской промышленности в течение последних десятилетий.

– Есть опасения со стороны Украины в потере, утрате суверенитета. Россия может сказать, что при такой-то кооперации, интеграции, она не на словах, а на деле уважает украинский суверенитет?

– Потеря суверенитета или частичная утрата суверенитета, или разделение суверенитета – это всё то, что обычно происходит при интеграции того или другого государства в какую-то международную организацию. Скажем, вступление в ЕС это, безусловно, передача надгосударственным структурам части собственного суверенитета, или НАТО, например – это очевидно совершенно. То есть, право принимать решения по таким вопросам, как война и мир, по сути дела, передаётся в другую страну, в другой город – в Брюссель, в частности. Поэтому именно путь евроинтеграции это как раз путь, собственно говоря, к утрате Украиной не только части своего суверенитета, но и это путь к утрате промышленности, промышленной основы, налогооблагаемой базы. Я 4 года проработал в Брюсселе, я знаю этих людей – они очень прагматичные, жёсткие, холодные, европейские политики. Для них Румыния – это страна, которая, извините, явно совершенно не в центре, а на задворках понимания ими смысла Европы, брюссельцами. А уж Молдавия, которая хочет вступить в Румынию – я имею в виду либералов кишинёвских, это вообще какой-то 4-5 круг, это такие аутсайдеры, такая глухая провинция, глухомань европейская, что ужас какой-то.

– Украине трудно стать такой глухоманью.

– Без промышленности она станет глухоманью.

– Насколько Россия может делами своими показать, что может способствовать восстановлению украинской промышленности.

– Да это для них вопрос выживания, у них других шансов нет. Я приведу пример – скажем, проекты «наземный старт», «морской старт». Программа «Днепр» – по космосу. Это, по сути дела, вопрос выживания крупнейшего предприятия Южмаш-завод и КБ «Южное» в Днепропетровске. Потому что сейчас у нас есть единственный крупный совместный проект – это ракета носитель «Зенит», которая на 70% состоит из российских комплектующих, на 30% – из украинских. Но эта ракета является основной для морского старта и эта ракета основная для программы, которую мы сейчас отрабатываем вместе с Казахстаном – я был недавно в Астане, встречался с Назарбаевым, мы все вопросы согласовали. Поэтому, по сути дела, если этих проектов не будет, других проектов у Украины нет. То есть, этот завод надо закрывать и отправлять людей в очереди безработных, а всё остальное, собственно говоря, это металлолом.

Если взять авиапром – он тоже никому не нужен – ни в Европе, нигде. Скажем, китайцы интересовались на ранних этапах украинским авиапромом, прежде всего, даже не столько самолётами, сколько двигателями – это мотор СИЧ, завод Запорожья, «Ивченко» – «Прогресс», КБ очень хорошее, толковое. Но все антоновские самолёты являются российско-украинскими. АН-70 – самолёт, который сейчас не запускается в производство, транспортный самолёт, но он принадлежит России и Украине. То есть, на самом деле у Украины даже нет шансов найти какого-то другого партнёра.

– А при восточном альянсе это всё закроется?

– Это всё будет загружено заказами. Более того, мы не идём сейчас на то, чтобы брать на себя какие-то украинские заводы, мы идём по другому пути; путь, мне кажется, очень разумный и поддержан обеими сторонами – мы соединяем интеллект. То есть, например, Объединённая вдигателестроительная корпорация РФ создаёт единый инженерный центр, к которому, в виде СП, присоединяется «Ивченко-Прогресс» – это очень важно. Второй момент. Авиапром. КБ Антонова в Киеве и завод, который является фактически заводом-КБ, создают совместное предприятие с Объединённой авиастроительной корпорацией – Транспортные самолёты, это подразделение ОАК нашей корпорации. Они примерно равноценны. ОАК сам по себе больше, чем КБ Антонова, но транспортные самолёты, прежде всего, КБ Ильюшина, они входят с «антоновцами» в единый контакт, и у нас уже появляется перспектива начала работы над крайне востребованным не только на российско-украинском рынке, а в Китае, Индии, – дальнемагистральным широкофюзеляжным самолётом.

Наши КБ сейчас перегружены работой. Мы даже не успеваем делать то, что заказывает Минобороны – слишком много заказов. И промышленность как бы раскачивается, раскручивается, но именно сейчас как раз мы можем загрузить украинские предприятия нашими общими заказами. И это для Украины единственный шанс. Это даст ей экономику, восстановит её промышленный потенциал, даст ей деньги в бюджет – они почувствуют себя нормально, нормальными людьми, коими всегда были. Советские промышленники, работники большой, огромной советской индустрии, проживающие и работающие на территории Украинской Советской Социалистической Республики. Поэтому ещё раз говорю – шансов нет. Альтернативы нет. То, что мы предлагаем, не имеет альтернативы. Это не вопрос компромисса, это вопрос выживания Украины. И те, кто этого не понимают, кто на Майдане стоит, они не понимают самого простого. Им кажется, что их кто-то не пустил в ЕС, им даже не объяснили, что их и не собирались брать в ЕС, им предложили встать в очередь в предбанник, а вовсе не попариться в самой баньке.

– Связанное с этим Приднестровье, которое оказывается зажатым между Молдавией и Румынией. Такая «территория нигде», инкрустация.

– Что касается понимания огромных проблем, с которыми может столкнуться Приднестровье, а это полмиллиона жителей, из них около 200 тысяч – граждан РФ, примерно 70 тыс. – граждане Украины. Все остальные-либо граждане Молдовы, либо люди с паспортами самого Приднестровья, непризнанной республики. Вовлечение Кишинёва, Молдовы, в ассоциацию с ЕС, уже через год-полтора поставит экономику Приднестровья на грань выживания, потому что фактически они окажутся в экономической изоляции. И естественно, Россия, и как международно признанный посредник в переговорах, гарант стабильности в этом регионе и просто как страна, огромное количество граждан которой проживают за её пределами в Приднестровье – мы думаем о том, как спасти наших людей. Я думаю, что в ближайшее время руководство страны рассмотрит вопросы, связанные с Приднестровьем, и не только с Приднестровьем, то есть, рассмотрит вопросы итогов Вильнюсского саммита. Я, как специальный представитель России по Приднестровью, соответствующие предложения подготовил, внёс их президенту, – думаю, они будут рассмотрены. Потом, я думаю, мы поговорим о тех экономических решениях, которые позволят нам не дать Приднестровью быть задушенным.

– Верну разговор в российские реалии. На прошлой неделе состоялось оглашение послания президента Федеральному собранию. И в первый раз за долгий срок президент коснулся тематики военной, ВПК, – что для вас было в этой части послания самым важным? Какой тезис вы отметили бы для себя?

– Я внимательно слушал всё послание, безусловно, оно было очень конкретным и интересным. Но шкурно меня заинтересовали два вопроса, за которые я либо напрямую отвечаю, либо отвечаю в большой степени. Первый вопрос – это, конечно, тезис Президента о том, что огромные средства, которые мы вкладываем сейчас в обеспечение Вооружённых сил самым современным оружием, эти средства идут, прежде всего, на раскрутку оборонной промышленности. Но важно сделать так, чтобы после 2020 г., когда мы выйдем из этой госпрограммы вооружений, беспрецедентно богатой – это как бы компенсация того, что мы вообще не платили промышленности и не снабжали армию и флот современным оружием.

Так вот когда мы выйдем из этого процесса, крайне важно, чтобы раскрученный маховик нашей промышленности не стал работать вхолостую. То есть, заказов снова нет, а уже предприятия переразмерены, людей уже набрали, всё закупили, и в итоге получится конверсия № 2, которая, по сути дела, самым негативным опытом у нас в памяти с горбачёвских времён отражается. Поэтому мы должны подготовить предложения – как сделать так, чтобы этого не произошло. Здесь напрашиваются два решения. Первое – это, конечно, расширение экспорта вооружений. То есть, надо не только упрочить второе место, которое держит сегодня Россия после США, как ведущий экспортёр вооружений, военной и спецтехники за рубеж.

Но это на самом деле расширение географии и объёмов. Надо в несколько раз увеличить эти объёмы. Это чрезвычайно сложная задача, но чрезвычайно важная. Потому что, по сути дела, что такие военные технологии – это, прежде всего, технологии. Слово «технологии» здесь важнее. Это технологии, которые мы будем поставлять за рубеж, значит, мы будем навязывать определённые стандарты свои технологические, будем демонстрировать высокий уровень интеллекта российской науки и высокий технологический уровень самих предприятий. Вот эта задача должна быть ершена.

Но ещё более важной задачей является другая. Это задача гражданской конверсии. Я имею в виду, прежде всего, здесь трансферт технологий. Надо научиться не лопаты делать на предприятиях, которые делают электронику – как это предлагалось в рамках программы конверсии. А надо научиться делать уже сейчас наращивая объёмы гражданской продукции на самих оборонных предприятиях. Например, если мы делаем спутники, то понятно, это спутники дистанционного зондирования земли, картография, коммуникация, навигация, – это всё уже и так делаем. А, например, на предприятиях, которые делают СВЧ-технологии, например, радарные системы, целеуказания – уже сейчас уровень технологий таких предприятий таков, что там можно развернуть производство современной медицинской техники. Например, на Уральском оптико-механическом заводе Екатеринбурга – я был там недавно, мне показывали не только аппаратуру для вертолётов, которая позволяет ночью вертолёту видеть все – цели, маршрут движения, но там уже производят – боюсь их неправильно назвать – люльки, капсулы для младенцев, для вынашивания детей. И они это делают на мировом уровне, там качество, как в Германии.

– И способны делать в достаточном количестве?

– Способы насыщать рынок. То же касается атомной промышленности. В Снежинске, Челябинская область на границе с Свердловской – там у нас второй по мощи ядерный центр – один в Сарове, второй в Снежинске – там уже в полный рост разворачиваются программы атомной, ядерной медицины. Это возможность профилактики, раннего установления того или другого заболевания, вопросы, связанные с лечением, которое может быть основано на тех открытиях, которые мы имеем в области изучения атомной энергии и тех же СВЧ-технологий. То есть, такие вещи мы должны делать и пестовать именно сейчас с тем, чтобы к 2020 г. мы смогли бы легко часть оборонных предприятий сделать супер-предприятиями, которые будут наполнять прилавки наших магазинов высокими технологиями, высокими по качеству продуктами.

– Это когда произойдёт насыщение военными заказами?

– Но с 2020 года и новая программа.

– Но до 2020 это одноразовый такой бросок.

– Поэтому мы сейчас и рассчитываем вложения в оборонную промышленность. Мы стараемся не создавать так называемые «горбы», финансовые пики. До сих пор программа вооружения, которая была написана до 2011 г. предполагала, что пик финансирования оборонных предприятий, новых технологий и поставки вооружения – он совпадёт с 2016-17 гг. Сейчас мы выстроили более мягкую кривую, которая уже не содержит в себе пиков. То есть, она сама по себе уже рассчитана так, чтобы предприятия постепенно наращивали свою мощь и одновременно смогли их снижать в рамках неких мобилизационных задач.

– Финансировать то, что способно.

– И задача, которая была в послании сформулирована, мы её восприняли не только серьёзно, мы к ней готовы.

– Задача – не новость, вы её выполняете.

– Она не нова, но теперь политически сформулирована. Поэтому, если раньше это были наши воззрения на то, как лучшим образом построить наше дело, то теперь это сформулированные главой государства, при всех задачи, – она сфокусирована на ВПКомиссию. То есть, уже, извините, не отвертеться. Вторая задача…

– Продолжаем программу. Итак, вторая задача.

– Думаю, вы все обратили на это внимание – тезис о том, что надо развивать восточную часть страны, это известная мысль, идея президента Путина, неоднократно он её высказывал раньше, и на заседании Госсовета и даже в общении с членами правительства, со мной – мы тоже с ним беседовали на эту тему – он искренне считает, и я с ним абсолютно солидарен, что на востоке, именно весь Тихоокеанский регион – это 21-й век для России. Потому что там сосредоточены все великие державы. На западе нам искать особенно нечего, а вот на востоке – Китай, Индия, США, Канада, Япония, две Кореи, другие гиганты – Индонезия, и так далее. И там мы, с точки зрения нашей промышленности, ничем не ограничены, там Тихий океан – вышел. И всё.

Если ты вышел из Балтийского моря – ты попал в Датский пролив со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами. А там – свобода-матушка. И Президент сказал, что он готов поддержать идею налоговых каникул для старт-апов, то есть, для новых производств, которые будут открыты не только в Дальневосточном федеральном округе, но и в Сибири, включая Красноярский край и Хакасию. Для нас, для меня в том числе, это крайне важный тезис. Потому что мы обречены на то, чтобы сдвигать промышленность на восток. Приведу пример – скажем, ракетно-космическая промышленность, прежде всего. Если мы строим сейчас для обеспечения своего гарантированно свободного выхода в космос свой собственный космодром, гражданский, большой космодром в Амурской области, космодром «Восточный» – там скоро вырастет город.

Я буквально несколько дней назад инспектировал эту стройку – там несколько тысяч человек работает – в принципе, я не знаю, страна понимает, что мы там строим, или нет? – таких строек у нас давно не было. Строится реальный гигант: два стартовых комплекса. Первый должен быть введён уже в конце следующего года – под среднюю ракету «Союз-2», самых разных модификаций. А следом мы строим второй стартовый комплекс – место уже выбрано, скоро начнутся развёрнутые работы, – под перспективную нашу ракету, которую мы будем запускать уже в следующем году – «Ангара». «Ангара» тяжёлого класса уже к 2018 г. должна быть готова к пилотируемому пуску именно с «Восточного». Но тащить ракеты носители, спутники, всё остальное из европейской части на Дальний Восток, невозможно – это практически несерьёзно. Это и логистика, и вопросы безопасности транспортировки такого рода грузов, и многое другое. Поэтому для нас крайне важно сегодня выбрать перспективные площадки промышленные в Сибири. Возможно, рядом с космодромом мы будем строить сборочные предприятия. Я говорил с главой Роскосмоса, он поддерживает эту мысль, сам к ней склонятся.

Поэтому, если мы сейчас получаем такого рода беспрецедентные налоговые льготы для новых производств в регионах востока и Восточной Сибири, то для нас это реальный шанс реализовать всё то, что мы задумали – сдвигать целые предприятия, создавать, по сути дела, на базе старой ракетно-космической промышленности, ещё с советских времён, новую перспективную ракетно-космическую промышленность. С новыми амбициозными задачами, КБ, с молодёжью, которую мы сейчас будем выращивать в этом сегменте. Я переговорил уже с ректором Дальневосточного федерального университета – мы там уже задумались и начнём скоро реализовывать открытие факультета авиастроительного. Сначала, может быть, как некий филиал Самарского аэрокосмического университета и МАИ, а в перспективе мы такого же рода учебные заведения откроем и в Циолковские. Там мы будем выращивать новый класс конструкторов.

– Тут несколько важных проблем. Первая – финансовая. Не надорвётся российский бюджет?

– Налоговые освобождения не для регионов, а для конкретных старт-апов. Мы сохранили в полной мере весь бюджет на 2014 и последующие, 15-16 гг. На самом деле удалось отстоять промышленный бюджет. Потому что нельзя заставлять промышленность работать хуже, чем она до сих пор работала. Заставлять её работать хуже просто глупо. Во-вторых, если вы посмотрите, где у нас экономический рост, несмотря на, по сути дела, кризис, пока особенно никуда не ушёл, и у нас, так же, как в Европе, в основном промышленность особенно не развивается, либо развивается очень малыми темпами. Но если вы возьмёте нашу промышленность – авиапром, ракетно-космическая, радиоэлектронная, судостроение, – у нас показатели роста по итогам 2013 г. – это 15-17%. То есть, за счёт именно той промышленности, про которую мы говорим как ВПК, у нас вся остальная промышленность не рухнула, а наоборот, держится. Это точка роста для неё, та самая курица, которая несёт золотые яйца. Поэтому наоборот, – все будущие налоги, все будущие бюджетные деньги будут здесь выращиваться, а не где-то ещё. Это первое.

Второе – это в принципе разумно. Мы всё равно сейчас будем покупать новое оборудование, технологии, станки, – у нас федеральная целевая программа развития ОПК, она стоит 3 триллиона рублей. Зачем нам вести это новое оборудование и ставить его в старых заводах где-нибудь в центре Москвы, где мы и рабочих высококвалифицированных не можем набрать. 40 тысяч рублей в месяц для Москвы – это невысокая зарплата, – скажут москвичи. А для Омска это очень высокая зарплата и для Красноярска тоже. Там мы наберём на те же самые деньги намного более квалифицированных специалистов, чем в столичных городах. И второй момент – те же самые станки. Если мы всё равно их покупаем, не проще ли нам открыть старт-ап, то есть, новое производство в Восточной Сибири, где огромные, большие предприятия уже есть – туда завести полностью модернизированное производство, развернуть его, набрать людей на хорошую зарплату и сделать образцовое производство, чем здесь, в этих пробках, в этой кучности пытаться что-то делать – это не даст нам никакой производительности труда, ничего.

Поэтому то, что мы предлагаем – это рациональное использование тех денег, которые страна выделила на модернизацию собственной промышленности…

Читать статью полностью…