Четыре года назад, во время избирательной кампании в Думу «Единая Россия» изобрела новый слоган – «план Путина». На самом деле речь шла не о плане, где была бы сформулированная президентом некая стратегия, это был просто слоган, некое идеологическое клише, используемое только в избирательных технологиях. В чём конкретно состоял сам план, партия «Единой России» толком объяснить так и не смогла.
То, что это именно избирательный трюк и не более того, сами единоросы доказали позже в избирательной кампании мэра Екатеринбурга пытаясь отстоять авторское право на термин «план Путина». Там их конкурент использовал данное словосочетание, не купив на это лицензию. Более «медвежьей» услуги единоросы придумать для Путина не могли. Отстаивать авторское право партии на «план Путина» – означает отсутствие этого права даже у самого Путина с одной стороны, а с другой – что «план Путина» не более чем термин, за которым никакого плана и нет.
Это притом, что всё же сама стратегия, которая формировала политический курс команды президента есть и дала свои плоды. И мы подошли, наконец, к тому моменту, когда её можно уже обсудить – ведь так или иначе Путин был президентом восемь лет, не считая время на посту премьера, тут есть результаты.
Хотя перед этим придётся признать, что сам президент Путин никогда свою программу чётко не формулировал. Ни в известных выступлениях президента, ни в ежегодных посланиях Федеральному собранию никаких конкретных планов реформ перечислено не было. Но реформы всё же были и весьма кардинальные. И, пожалуй, были причины, чтобы не афишировать их раньше времени.
Чтобы сформулировать общие характеристики политического курса Путина, собственно одних реформ, как изменений законов страны, мало. Очень многое делалось в рамках уже действующих законов – как оказалось, эти рамки достаточно широки, чтобы менять находящуюся внутри них реальность очень сильно. Однако начнём всё же с «официальной» части, то есть с самих рамок. С реформ, про которые большая часть политологов почему-то редко упоминает, обходясь туманными фразами про «укрепление вертикали власти» и роли государства.
Какая такая вертикаль? Нужно ли её укреплять? Какая роль государства? Чем это грозит? Кому вообще выгоден этот туман вокруг реформ? Попробуем его немного развеять.
Речь идёт, прежде всего, о трёх пакетах законов, которые часто называют реформами Козака и Шувалова. Это проект группы Козака по переходу недропользования с лицензий на концессии, козаковская же реформа местного самоуправления и административная реформа группы Шувалова.
Предложения Козака по переходу сырьевых отраслей на режим концессии, прежде всего, приводили в действие закон «О недрах», где реализовывался принцип государственной собственности на недра и их содержимое. Действовавшая лицензионная практика этот принцип частично нарушает и служит источником коррупции для чиновников, выдающих лицензии. Речь идёт, прежде всего, о принадлежности извлекаемых ресурсов, которые по действующей практике лицензий принадлежат добывающим компаниям и служат источником их сверхприбылей.
Предлагавшиеся поправки к закону предполагали использование принципа концессии вместо лицензий. Смысл концессии в том, что добывающие компании получают прибыли не за счёт продажи природного ресурса, а за счёт услуг государству по его добыче. То есть добывающие компании становятся подрядчиками государства по добыче, сами же ресурсы остаются в собственности у государства даже после того, как их извлекут из недр.
Иначе говоря, вся добытая нефть остаётся в собственности у государства, и все прибыли от её продажи идут в бюджет. А прибыли добывающих компаний определялись бы только их вкладом в добычу ресурсов и не зависели бы от рыночных цен на нефть, они стали бы соответствовать средним прибылям обрабатывающей отрасли.
При успешном проведении реформы, раздутый флюс сырьевой экономики перестал бы существовать, крупный сырьевой бизнес утратил бы привилегированное положение за счёт необоснованной сверхдоходности, а реформа сделала бы экспорт энергоресурсов более значимым источником для бюджета, помимо таможенных пошлин и налогов. Что, в свою очередь, дало бы возможность повысить траты государства на различные инфраструктурные проекты, вроде строительства социального жилья и дорог, на науку и образование, на оборону и космос... На пресловутую модернизацию, в конце концов.
И речь не шла бы о национализации нефтяной отрасли, чего так боятся либералы – речь идёт о более справедливом распределении доходов от продажи природных ресурсов страны, являющихся государственной собственностью по основному Закону. Всё оборудование, вся техника и основные фонды добывающих компаний остаются в их собственности.
Нет смысла углубляться в положительные стороны данной реформы... По сути, эта реформа означала бы приведение действующих законов в соответствие с тем, что вроде бы записано в Конституции, но не реализуется на практике. И практика концессий в добывающей отрасли не является новой. Её, к примеру, использует Саудовская Аравия, и эта практика сделала саудитов одним из самых богатых народов арабского мира. Перешла к этой практике и Венесуэла после национализации недр. Использовал её когда-то и Ленин во времена НЭПа, добившись значительных успехов в восстановлении экономики после гражданской войны. То есть эта практика имеет большую историю, доказывающую её эффективность.
Однако сразу после появления информации о содержании «козаковского пакета», в СМИ прошла кампания по его дискредитации, организованная нефтяными королями. Все сроки рассмотрения пакета законов были провалены правительством Касьянова, но даже и после прохождения правительства, пакет законов не имел бы шансов быть принятым Думой, где нефтяниками были скуплены все основные партии, включая КПРФ.
В результате реформу пришлось отложить, а сверхдоходы нефтяников подрезать таможенной пошлиной. Правда, главный спонсор нефтяного лобби в Думе оказался за решёткой, а тормоз реформ в правительстве – Касьянов – отправлен в отставку. Но на этом история реформы прерывается. Ныне таможенная пошлина и налог на добычу полезных ископаемых (НДПИ) практически вдвое снижают доходность этого бизнеса, возвращая часть реализованной стоимости сырья государству, но даже по официальным данным он остаётся сверхприбыльным:
«Изъятие сверхприбыли у российских нефтяных компаний производится за счёт увеличения экспортной пошлины на нефть, а также путём пересмотра базовой ставки налога на добычу полезных ископаемых. Однако в соответствии с приказом ФНС России от 30.05.2007 (№ММ-3-06/333 «Учёт. Налоги. Право. Официальные документы.» 2007, N21) рентабельность проданных товаров, продукции, работ, услуг по такому виду экономической деятельности, как добыча топливно-энергетических полезных ископаемых в 2006 году, составляла 29,5%. В 2002 г. года рентабельность была 24,3%, в то время как общемировые показатели рентабельности 15-17%. Таким образом, несмотря на увеличение налоговой нагрузки, рентабельность добывающих предприятий растёт…»
Несмотря на то, что задуманная реформа не получила развития, сама идея концессий, как формы хозяйственной деятельности, всё же нашла своё воплощение через три года в виде закона «О концессионных соглашениях», принятого Госдумой в июле 2005 г. (№115 ФЗ). В нём определены 14 видов инфраструктуры, по отношению к которым допускается партнёрство частного капитала и государства. В их числе дороги, метрополитен, морские и речные порты, аэродромы, гидротехнические сооружения, системы коммунальной инфраструктуры и многое другое, за исключением недр.
В каком-то смысле можно считать, что законодательная база под концессии на недропользование всё же была положена, осталось только включить их в список. И 30 июня 2008 г. президент Медведев даже подписал Федеральный закон «О внесении изменений в Федеральный закон «О концессионных соглашениях» и отдельные законодательные акты Российской Федерации» (от 30 июня 2008 года N 108-ФЗ), в котором было разрешено использовать и недра в качестве предмета для концессионного соглашения, но при этом, однако, деятельность концессионера не должна быть связана с добычей полезных ископаемых! То есть нефтедобычу опять исключили из сферы действия закона.
Почему? Думаю, всем понятно. Сейчас борьба за введение концессий на добычу энергоресурсов идёт даже на уровне чисто научного спора, даже диссертации защищают по этой теме. Что, конечно, будет полезно в плане более полного обоснования возможной реформы, которая хотя и отложена в «долгий ящик», но очевидно, давно была в планах президентской команды и не забыта полностью...
Другой пакет законов под названием реформы местного самоуправления (МСУ) имел уже более значимый успех. Их автором так же является Дмитрий Козак, и законы после продолжительных баталий были приняты Госдумой в сентябре 2003 года. В результате реформы руководители регионов – губернаторы стали назначаемы президентом, а избираемые на местах мэры поставлены в финансовую зависимость от региональных властей.
Всё вместе это привело к укреплению вертикали власти, к её большей централизации и снизило вероятность конфликтов местных органов власти с федеральным центром. И это не имеет отношения к урезанию гражданских прав избирателей, как любят рассуждать представители либерального крыла оппозиции. Избиратель выбирает президента, который уже назначает губернаторов, тут зависимость власти от избирателей осталась. Не стало только возможности конфликта между различными её ветвями.
Особого смысла в избираемости губернаторов нет, как его нет в избираемости каждого представителя власти, вплоть до полицейского. Нам важнее сохранить монолитность этой власти для её дееспособности вообще, нежели общественный контроль над каждым её звеном.
В условиях внешнего давления, направленного на усиление центробежных тенденций в России, такой подход, безусловно, положительно повлиял на укрепление государства. Это сразу сказалось, хотя очевидное сопротивление действующих на момент реформы губернаторов привело к тому, что полная её реализация была отложена на 2005-2006 годы до истечения сроков полномочий уже избранных глав регионов. Реформа, кроме укрепления центральной власти, меняла значительно и принципы финансирования регионов. Регионы получили больше за счёт центра. И рядовые граждане это смогли почувствовать – те же дороги начали ремонтировать именно после этой реформы.
Пакет законов под названием «административной реформы» был разработан группой Шувалова и предназначался для оптимизации работы правительства. Оптимизация касалась, как сокращения министерств и ведомств, так и сокращения распорядительных функций, при увеличении контрольных. В том числе над региональными властями, имеющих свою долю от распределения лицензий на пользование недрами. Правительство отстраивалось под управление большим бюджетом при минимизации коррупционных возможностей.
Реформа изначально попала в руки Касьянова, который её саботировал, но после его отставки получила некоторое развитие в правительстве Фрадкова. Несмотря на сопротивление чиновников, теряющих свои «внебюджетные» источники доходов, реформа постепенно проводилась. В частности, роль прежде незаметного министерства регионального развития выросла многократно – министерству переданы в управление инвестфонд и федеральные программы, которые сделали ведомство одним из самых влиятельных министерств в правительстве. И самое примечательное, что сразу после реформы это министерство некоторое время возглавлял Дмитрий Козак (с 24 сентября 2007 года по 14 октября 2008 года) – главный путинский реформатор, бывший когда-то заместителем руководителя администрации Президента, а ныне заместитель Председателя Правительства Российской Федерации. К этому человеку следует очень внимательно присматриваться, его роль в российской власти чрезвычайно высока.
Рассуждать о реформах можно было бы и дальше, но к сути это бы уже много не прибавило. Противники Путина будут утверждать, что в них нет ничего, что шло бы вразрез с личными корыстными интересами Путина и его команды. Больше власти – больше возможностей ею злоупотребить. Я даже не буду возражать. Да, именно так.
Но как инженер, добавлю, что если вы хотите чем-то управлять вообще, то вам нужен надёжный управляющий механизм. Хотите доехать на автомобиле в нужное вам место – вам нужно надёжное рулевое управление в этом автомобиле. Если его не будет, вы может, и приедете куда-то, но совсем в иное место. Поэтому, если мы хотим, чтобы Россия, в принципе, могла двигаться и развиваться в соответствии с нашими желаниями, то мы должны предоставить власти возможность ею управлять. И отдельно поставить вопрос о том, чтобы эта власть вела страну в нужном нам направлении. И для этого обществу проще контролировать лишь её центральный орган, а не все звенья иерархии одновременно.
Государство, как организующая сила общества, позволяет концентрировать общественные ресурсы в самых необходимых для общества направлениях и вой либералов по поводу излишнего укрепления государственной власти и «тоталитарного режима», очевидно, направлен в пользу конкурирующих геополитических центров, а не является проявлением заботы о попранных «режимом» гражданских свободах. Этих свобод и так чрезвычайно много – именно благодаря этим свободам СМИ и забиты стенаниями либеральной интеллигенции об укреплении «режима». Был бы «режим», не было бы и этих криков – самое простое доказательство обратного.
Что касается контроля общества над центральной властью, то прошедшие совсем недавно выборы убедительно показали этот контроль, несмотря на попытки оппозиции доказать наличие фальсификаций. Попытка спровоцировать беспорядки на фоне якобы «массовых фальсификаций» выборов, режиссировалась из-за границы, в Россию даже был прислан послом главный спец по оранжевым революциям, но российские власти достаточно грамотно отразили атаку. Массовые выступления общественности были, но не против Путина, а в его поддержку. На этом фоне врать про фальсификации выборов было уже совершенно глупо. Информационную войну на этот раз выиграл Кремль.
Это то, что касалось реформ и укрепления вертикали власти. Однако, говоря о стратегии команды Путина, важно обратить внимание на те процессы, которые шли в экономике одновременно с изменениями в действующем законодательстве. Эти процессы, по большому счёту, определяют гораздо больше в сути стратегии Путина. Понятно, что попытка внедрения практики концессий и национализация ЮКОСА более всего доказывает стремление к концентрации основных ресурсов в руках государства.
И речь тут не идёт о смене идеологии с либерально-капиталистической на некую «социалистическую модель». К такой социалистической модели ближе всего находится Белоруссия, с которой на этой почве и имеется масса конфликтов. Речь идёт скорее о некоем балансе частно-капиталистических и государственных интересов. Как выяснилось, этот баланс может быть достигнут на очень разных уровнях влияния государства на рынок.
Практика 90-х годов показала, что при полном самоустранении государства от стихии рынка, основную роль в экономике страны приобретают иностранные ТНК, а страна превращается в сырьевой придаток западной экономики, то есть, по сути, становится колонией с нищим и вымирающим населением. Это вполне закономерный результат – крупные иностранные компании давно адаптированы к свободному рынку и легко могут конкурировать с мелкими отечественными производителями.
Падение ВВП России в 90-х годах в два раза и дефолт государства в 1998 году – очевидное следствие такой политики. Сильнейший кризис конца 90-х годов привёл как к смене власти («добровольный» уход Ельцина), так и к смене государственной политики в отношении внутреннего рынка. Причём, эта смена политики не была оформлена в виде какой-либо официальной программы. Почему? Этому тоже имеется причина.
Конечно, произнести чётко слова, которые бы определили политику президентской команды в условиях идеологического разброда, означает тут же поляризовать общество, инициировать раскол, что естественно отрицательно повлияет на достигнутую политическую стабильность, а в итоге, и на все наметившиеся положительные изменения.
Путин публично открестился от госкапитализма, который ему приписали. Хотя все объективные признаки говорят именно за него. И в этом нет ничего странного, это естественная тенденция общемирового развития. Россия тут идёт лишь общим курсом! Капитализм сам становится всё более социальным и государственным. Для него это единственный выход из перманентного кризиса. В тех же США после реформ Рузвельта обозначилась тенденция всё большего влияния государства на экономику. Если до реформ частный сектор определял до 88% национального дохода, то к 2004 году частный сектор экономики занял лишь 57%, остальное занимает государство в различных ипостасях. Экономика США почти наполовину государственная, об этом мало говорят, но это так…