Скромная мечта клерикала

Сергей Черняховский

Скромная мечта клерикала

Питерский казус (см. статью «Маразм крепчал»), который в американских скандальных традициях можно было бы назвать процессом «Православие против Дарвина», заставляет задуматься о границах, которые должна иметь естественная демократическая терпимость по отношению к религии. Как-то незаметно пришедшая на смену государственной атеистической политике линия на свободу совести и религиозная терпимость обернулась возрождением клерикализма, возведением тех или иных религиозных культов чуть ли не в ранг государственной идеологии.

Установка на деликатное отношение к чувствам верующих сменилась нелепым карт-бланшем ряду культов, признанных «традиционными религиями», на уже свою вседозволенность; невмешательство государства в дела церкви обернулось претензией тех или иных клерикальных групп на влияние на государственную политику. Снятие запрета на религиозную пропаганду вылилось в запрет на пропаганду атеистическую.

Клерикалы получили зелёную улицу для постоянного публичного и агрессивного навязывания обществу своих взглядов, оценок и установок. Люди в рясах и чалмах становятся почётными гостями на официальных государственных мероприятиях, федеральном телевидении, общественных собраниях. С интенсивностью, которой могли бы позавидовать партийные агитаторы, они снуют с мероприятия на мероприятие, с канала на канал, освящают спортивные команды, боевые корабли, казармы, больницы и школы.

Они всюду: и там, где ими интересуются, и там, где они никому не нужны, и там, где от них давно тошнит.

Официально под эту навязчивую экспансию, наиболее характерную для представителей православия (буддисты, мусульмане и иудеи всё же ведут себя скромнее), подводится три основных тезиса.

Первый – конституционное право исповедовать любую религию. Правда, та же статья Конституции гарантирует и право не исповедовать никакой религии.

Второй – утверждение о том, что три четверти населения страны является православными.

Происхождение цифры неизвестно. В некоторых случаях из некорректного вопроса «православный ли вы?», что имеет не столько религиозный, сколько социокультурный смысл, в стране существует достаточно широкий круг т.н. православных атеистов, которые не верят в бога, но под «православностью» понимают принадлежность к русской культурной традиции. На деле на вопрос «верите ли вы в Бога?» обычно утвердительно отвечают порядка 40% населения, когда же речь заходит о самой минимальной степени воцерквленности, т.е. более или менее регулярном соблюдении религиозных обрядов и более или менее сознательном к ним отношении, эта цифра падает, примерно, до 5-7%.

Третий тезис – утверждение о традиционно православном характере России, рождающем для церкви некую свободу рук в своей идеологической активности в обществе.

То, что православная церковь, которая примерно до XVII века была действительно моральным лидером русского общества, уже к началу XVIII века эту роль утратила, а церковный служитель стал либо комическим, либо отрицательным героем народных сказок и анекдотов, что когда Временное правительство сделало в армии обряд причастия добровольным, то, вместо 90% пришедших к нему в 1916 г., лишь 16% пожелало его исполнить весной 1917-го, старательно замалчивается.

Конституция действительно гарантирует каждому право на свободу совести. Но если часть общества имеет право верить и право на уважительное отношение к этому, то и другая часть общества имеет право как не верить ни в какого бога, так и на то, чтобы пользоваться уважительным отношением к своему выбору. Обе части общества имеют право на равное представительство своих взглядов в общественной жизни, в том числе на телевидении. Или во избежание взаимных обид должны воздерживаться от публичной полемики, оставляя её для узконаправленных специальных изданий.

Верующие имеют право иметь свои церкви, украшать их крестами или иными символами веры, иметь гарантию того, чтобы атеисты не сносили эти церкви, не выгоняли их с работы и не расклеивали плакаты-карикатуры на их святых.

Но и неверующие имеют право на то, чтобы верующие не совали им под нос на каждом шагу свои иконы и реликвии, не устраивали свои молельные дома у каждого метро, не толклись на каждом телеканале.

Если верующие не хотят, чтобы раньше или позже у их церкви вновь отобрали деньги и ценности, если они не хотят приближать время, когда их церкви вновь начнут взрывать или превращать в склады овощей, они должны вести себя скромнее. Религия должна не выставлять себя на всеобщее обозрение и суетливо стараться обратить на себя внимание всех и каждого, а быть там, где ей и положено быть, – в душах тех, кто данную систему верований разделяет, в своих таинствах и обрядах.

Религия – не политическая идеология. Церковь – не партия. Их место не во власти, не в центре общественной жизни, не в политической борьбе.

Главное, чего не хватает вновь разрешённым конфессиям, – это простой человеческой скромности. Пока вновь разрешённые церкви и особенно РПЦ никак не могут отойти от эйфории и опьянения собственной общественной реабилитации. Но тем самым они заставляют задуматься, стоят ли они её?

Сегодня РПЦ уже провозгласила, что власть вмешиваться в дела церкви не может, а церковь давать оценку власти вправе. Заявили бы они такое кому-нибудь из русских православных императоров – ясно, что услышали бы в ответ.

Общество, в силу странных и чрезмерных комплексов уйдя от политики государственного атеизма в своей избыточной деликатности по отношению к религии, по сути, создало для неё атмосферу благожелательной вседозволенности. И эта вседозволенность, по сути, выявила одно – дремлющую в религии жажду монополизма, жажду духовного господства.

Так можно получить и судебные иски против издательств, печатающих Вольтера, изгнание из школ учителей, дающих положительную оценку веку Просвещения или осуждающих инквизицию. В вузы откажутся принимать неверующих (в некоторых это сегодня уже происходит), при поступлении на работу станут требовать характеристику из прихода по месту жительства.

Оправдывая своё повышенное присутствие в общественной жизни, церковь пытается явочно пересмотреть Конституцию, объявляя, что понятие «светское государство» не означает «атеистическое государство», а потому не исключает повышенной политической и публичной роли церкви в жизни общества.

Однако, понятие «светское государство», особенно в совокупности с принципом отделения церкви от государства, означает, что церковь не имеет права на участие в политической и государственной жизни, не может проявлять свою активность в армии и других силовых структурах, не имеет права участвовать в государственном образовательном процессе и т.д., и т.п. Это не означает, что граждане, исповедующие ту или иную религию, не имеют права занимать должности в этих учреждениях. Но руководствоваться в своей деятельности они должны гражданскими и служебными обязанностями, а не требованиями религии. Если эти требования расходятся, но для данного человека религиозные являются приоритетными, значит, он сам вполне сознательно не должен идти работать в такие структуры.

Если религия запрещает человеку принимать теорию Дарвина, он не должен идти работать в систему государственного образования, во всяком случае, преподавать те предметы, которые противоречат его убеждениям. Если изучение теории Дарвина (а заодно Коперника, Галилея и Джордано Бруно) противоречит религиозным убеждениям ученика – пусть решит, будет ли он учиться по государственной программе в государственном учреждении или ограничится церковной школой.

Религия и церковь могут иметь как точку зрения, противоречащую светским знаниями, так и точку зрения, принимающую научные данные, но определённым образом согласующие их с религиозными постулатами. Тогда они могут знакомить желающих с этой точкой зрения в своих церковных школах, которые будут содержаться за счёт либо желающих её изучать, либо за счёт церкви.

Но всё это – вне государственной светской школы.

Церковь может искренне переживать за положение дел в армии и её боеспособность. Но тогда она должна не просить, чтобы ей выделили должности и привилегии армейских священников, а поручать своим священникам и прихожанам идти в армию, что на рядовые, что на офицерские должности, и своей реальной государственной службой делать так, чтобы положение в армии изменилось.

Если церковь волнует положение дел в стране и государстве, она должна не пытаться давать свои оценки власти и протискиваться в политические коридоры, а так воспитывать своих прихожан, чтобы, пойдя на государственную службу и в бизнес, они реальными поступками цивилизовали эти сферы.

Пока же именно те, чья государственная и экономическая деятельность наносит обществу наибольший ущерб, более других могут быть замечены на торжественных церковных службах под объективами телекамер.

Россия – светское государство. Церковь в ней отделена от государства. Значит место церкви – за пределами государственных структур и государственных учреждений. Церковь ничего не может получать от государства. Церковь ни на что не должна претендовать от государства. Церковь не имеет права требовать возврата себе национализированного имущества, особенно тогда, когда сегодня оно принадлежит учебным заведениям, больницам, учреждениям культуры. Церковь не имеет права получать от государства экономические и налоговые льготы.

Церковь должна понять и осознать: все её права дарованы ей светским государством в осуществление гарантий прав верующих. Но государство и общество не имеют обязанностей перед церковью.

Верующие имеют право верить. На этом основании они не должны ущемляться в своих гражданских правах. Но они не вправе в рамках исполнения требований своей веры оскорблять как представителей своей веры, так и неверующих. То есть никакой верующий не имеет права выставлять напоказ свою религиозную принадлежность в общественных местах. Исполнение религиозных обрядов должно носить характер, не ведущий к разжиганию в обществе страстей по поводу отношения к религии. Исполнение обрядов не должно публично демонстрироваться федеральными телеканалами (что не мешает церкви иметь свой собственный).

Религиозная литература может продаваться лишь в специально отведённых местах и лишь лицам, достигшим совершеннолетнего возраста. Религиозное образование несовершеннолетних может осуществляться лишь в семье или церковных учебных заведениях во время, не препятствующее получению основного образования. Места проведения религиозных мероприятий не могут находиться в непосредственной близости от государственных учреждений, учреждений образования и мест традиционного публичного скопления людей.

Государственные чиновники и преподаватели не имеют права публично демонстрировать свою религиозную принадлежность и в своей деятельности обязаны руководствоваться требованиями светских норм.

Собственно, это и есть в сжатом виде требования норм светского государства в отношениях с церковью и места церкви и религии в светском (но не атеистическом) обществе.

То, что деятели церкви не понимают, что такое положение на деле значительно более выигрышно для церкви и её будущего, что оно хотя и ничего не гарантирует в плане роста влияния, но оберегает от возникновения идиосинкразии на религию и даёт шансы незримого завоевания умов, свидетельствует лишь об их ментальной незрелости для исполнения той роли, на которую они претендуют.

Практика, при которой деятели церкви мелькают везде и всюду, демонстрируют свои религиозные символы, – это не светское, а религиозное государство. И в этом отношении это – антиконституционная практика, которая требует соответствующей правовой оценки со стороны структур, ответственных за исполнение Конституции, и позволяет неверующей части общества давать ей свои публичные оценки и предпринимать действия, направленные на восстановление конституционного строя страны, в которой они живут.

Профессор Международного независимого эколого-политологического университета Сергей Черняховский.

Источник – «Советник» – путеводитель по хорошим книгам.