Русское Агентство Новостей
Информационное агентство Русского Общественного Движения «Возрождение. Золотой Век»
RSS

Война в Донбассе: «их задача – давить, наша – держать»

22 февраля 2019
1 138

«Их задача – давить, наша – держать»

Одна из самых горячих точек на карте Луганской Народной Республики – село Желобок. Расстояние между позициями противоборствующих сторон на этом участке – от 50 до 800 м. Из сводок последней недели – подрыв украинскими военными гражданского «ЗИЛа», перевозившего в районе села уголь: управляемая ракета снесла кузов, водитель по счастливой случайности не пострадал. А также уничтожение военной машины, в которой находился один человек, спасти его не удалось. Специальный корреспондент «Известий» побывал с районе Желобка, и узнал, как живет прифронтовая зона в условиях непрерывной огневой атаки.

Мало не покажется

Желобок – это, по сути, одна улица. До войны – благословенное место: розарии и виноградники в каждом дворе, общий живописный пруд-ставок. Сейчас от села остались только остовы сожженных хат.

Желобок и окрестности – стратегически важная точка на линии соприкосновения. Защищает ее батальон «Призрак» – преемник одноименной бригады, основателем которой был Алексей Мозговой.

– Почему так важен Желобок? Отсюда просматривается наша территория на 40 км вглубь, в том числе до городов Стаханов, Кировск, Алчевск, всё как на ладони! – объясняет мне нынешний командир «Призрака» Алексей Марков, позывной Добрый. – Захватят украинские войска этот участок – мало нам не покажется.

По словам Доброго, последнюю попытку взять заветное село ВСУ предприняли полтора года назад. Но понесли потери, отступили. И, учтя ошибки, сосредоточились на тактике «перемалывания» – обстрелы из минометов, ствольной артиллерии, БМП. Вместо прямого штурма – медленное изматывание и обескровливание.

– Их задача – давить, наша – держать, – говорит Добрый. – Чего скрывать – трудно. Вообще отмечу, что маховик войны в последние месяцы снова стал раскручиваться.

На должности комбата Алексей 2,5 года. В Донбасс в свое время приехал из России, простым рядовым добровольцем.

– Переломным моментом для меня, как и для многих, стали события в Одессе, – рассказывает собеседник. – Причем решающую роль сыграли комментарии, которые сторонники евромайдана оставляли под видеороликами трагедии. Они не просто радовались, но и писали: «Сейчас так будет везде!» Мне стало ясно: Одесса – это только первая птичка. И так и получилось. Далее был расстрел РОВД в Мариуполе, «поезда дружбы» в восточные регионы, авианалет на Луганск и т.д. Сам я коммунист по убеждениям. Оставил дом и работу в Москве, поехал в Донбасс в составе коммунистического отряда. Думал, на полгода. На месте мы влились в бригаду «Призрак». Пятый год идет война, а о возвращении домой уже и не думаю.

Ехать или остаться?

Из штаба с бойцами выбираемся на передовую. Выезд только с наступлением темноты, иначе расстреляют, как в тире. Пункт назначения – поселок Донецкий, он находится по соседству с Желобком, километр прямого ходу.

Мой сопровождающий – разведчик с позывным Гром (позывной изменен. – «Известия»). Уроженец Славянска, много лет он прожил в Москве. Трудился строителем, охранником, грузчиком. В 2014-м, с началом войны, столкнулся с дилеммой – как быть? Жить, как прежде? Или идти в ополчение?

– Места себе не находил, – говорит разведчик. – Тягостно, внутренняя борьба, разрываешься. Потом в одно утро проснулся и созрел: всё, точка! И камень с души. Заехал в ЛНР. Первое впечатление – все ребята свои. Без мишуры, без шелухи. Разные, но как будто одинаковые по характеру. С полуслова друг друга понимали.

Сейчас ситуация изменилась, переживает Гром. Тех самых «своих», с кем можно, что называется, пойти в разведку, – единицы. Много молодых да необстрелянных. А еще тех, кто хочет «геройски воевать», но не готов копать окопы, укреплять блиндажи, то есть выполнять черновую работу, без которой никуда. И так далее – поводов помянуть добрым словом подопечных у Грома хватает…

Лицом сразу вниз

Ближе к поселку гасим фары.

Нельзя, любой огонек засекут, – объясняет Гром. – Прозондируют с помощью переносной станции наземной разведки (ПСНР). Прибор советский еще, но эффективный – на 35 км пробивает территорию, видит любые движения, скопления.

Едем на ощупь. Темнота, хоть глаз выколи.

– Вот на том повороте на днях водитель наш погиб, – говорит военный.

По странному стечению обстоятельств именно в этот момент снаружи раздается хлопок, а в небе повисает огненный шар.

– Глуши, – командует Гром. – Наружу!

Разрывы ложатся в стороне.

Еще через мгновение:

– Заводи, уходим!

Спасение – «зеленка» (лесистая местность), которая рядом. А далее околицы самого Донецкого.

– Машину обязательно глушить надо, иначе не поймешь, куда летит, – сообщает Гром. – Наружу нужно не выпрыгивать, а выпадать, и лицом сразу вниз…

Тормозим у одного из постов – пару минут на обсуждение обстановки. В небе в это время начинается настоящее светопреставление, как в новогоднюю ночь. За спиной неприятно чавкают пули, и мы спешно сворачиваемся. Спустя всего 10 минут с оставшегося позади поста по рации сообщают – прямо на место остановки нашего авто прилетело шесть тяжелых 120-миллиметровых мин.

– Вот он, ПСРН в действии, – выдыхает Гром. – Повезло, еще бы чуть-чуть…

Видно, что он волнуется больше, чем я. Потому что понимает настоящую цену миновавшей опасности.

Ненависти нет

Пункт прибытия – пост в Донецком, где в стенах брошенной хаты квартируют бойцы. В ней натоплено. Угольная копоть стоит до потолка. В центре дома – двухметровый ствол станкового гранатомета СПГ-9. Рядом противотанковое ружье 1943 года выпуска. Среди бойцов кто-то спит, кто-то гоняет чаи, кто-то готовится к ночному выходу.

Разговоры в хате стандартные, их я слышу последние несколько лет: о том, как ненавидят эту войну, сколько можно терпеть. И в то же время: «А на передовой лучше, чем на гражданке или в казарме. Здесь свободнее, честнее, сюда как магнитом тянет..»

Старший на посту – 47-летний луганчанин с позывным Богатырь. Объясняет, что напротив, у Желобка, стоит 10-я горно-штурмовая бригада ВСУ. Снабжение у противника хорошее, боекомплект не кончается. Работают четко и профессионально. Злые, упорные, трезвые. И вот это упорство раздражает больше всего – для чего? Чтобы убить еще одного? Бессмыслица.

– У меня смешанные чувства к ним, – рассказывает Богатырь. – Вот мы как-то у села Счастье стояли, а там, на другом берегу реки, бойцы ВСУ. Мы с ними перекрикивались, телефонами обменивались. Они потом нам звонили: «Сейчас по вам будут правосеки работать, будьте готовы!» Ненависти особой нет. У нас ведь и рожи с теми парнями, которые сейчас в нас стреляют, одинаковые…

Без надежды?

Утром становится видно, что Донецкий живет не только войной: на нашей улице восемь обитаемых домов. Где-то звенит пила. Кто-то бредет за водой. Едут, покачиваясь на снеговых ухабах, легковушки.

Узнаем, что во время ночного обстрела зацепило жилой дом – минометный снаряд пробил крышу. Хозяйка – пенсионерка Алла Николаевна – объясняет, что им только на прошлой неделе отремонтировали крышу, два года ждали, и вот – снова! В окнах вылетели все стекла (а на улице мороз), перебито электричество.

На вопрос, отчего же не уезжаете от войны, женщина отвечает традиционное, спокойное – «некуда».

По соседству хата 57-летней Елены и ее сына Александра, рабочего местного ЖЭКа. Дом вчера не пострадал, но приходилось выходить на улицу, прислушиваться – куда летит, и прятаться за забором.

– В подвал принципиально не спускаемся: завалит – не найдут! – говорит Елена.

В начале войны мать и сын уезжали к родственникам на Украину. В 2016-м вернулись. И больше никуда не собираются – «хватит».

В этом смысле такие, как Елена, Александр и Алла Николаевна, в своей невозмутимости и смирении перед лицом опасности выглядят, как ни странно, сильными.

– Мы ничего не ждем – ни помощи, ни скорейшего окончания войны, – говорит Елена. – Ждали в 2014-м, а потом поняли – нет, только сами! Какая цель у нас? Выжить. Когда ничего больше не ждешь, так намного легче.

Поделиться: